Рождение Веры
Шрифт:
— Не застынут, они вон, на твоей груди остались, — хихикнула Вера, отстраняясь.
— Ну все, поплакала и хватит, — сказала Изольда и разжала объятия. Но Люба не отстранилась. — Любка, хватит к моей хруди припадать. Нет в ней молока. — Изольда смачно проговорила слово «грудь», произнеся что-то среднее между «г» и «х». — Любка, ты слышишь?
Раздалось какое-то невнятное бормотание. Вера с интересом посмотрела на Любу, которая так и стояла, прикорнув головой к Изольде.
— Любка, а мне завидно. Со мной, значит, не прощаешься. Изольда
Люба опять выдала что-то нечленораздельное.
Изольда опустила голову:
— Любка, нафига ты застёжку лижешь? Ты, конечно, пришибленная на голову, но не до такой же степени, — заржала она.
Люба показала кулак. По её щекам текли слёзы. Всё тело сотрясалось то ли от смеха, то ли от рыданий.
— Да ладно, не рыдай, так и быть, подарю я тебе собачку. Парни, — обратилась она к молодым людям, — тащите кусачку, будем перекусывать собачку.
Все, включая барбоса, уставились на неугомонную троицу. Гранит, чуя неладное, заскулил, пятясь назад.
— Малыш, не бойся, мамка не обидит. — Изольда, склоняясь, пошла к щенку. Люба, обняв крепко подругу, словно малыш коалы свою мать, не отставала от подруги. Она никак не могла выбрать положение: то заползала под Изольду, то подстраивалась рядом.
— Свят, верни ей булочки, пока она не сожрала пёсика, — прокомментировала Вера. Она недоумённо смотрела на подруг.
Изольда придерживала одной рукой Любу, чтобы та не соскользнула, наклонялась всё ниже, протягивая вторую руку к щенку. Щенок пятился и рычал. Люба проявляла чудеса эквилибристики. Она согнула ноги так, что угол под коленями составил почти девяносто градусов, тело располагалось параллельно земле, голову прижимала к груди Изольды, а руки сжимали ткань куртки.
— Демьян, довёл девку до сумасшествия. Она так соскучилась по подругам, что боится отцепиться, — продолжала комментировать Вера.
— Поднимайте меня, Любка слишком тяжёлая, — крикнула Изольда, понимая, что ещё немного, и она упадёт.
Демьян со Святом подскочили вовремя. Они подхватили обеих подруг. Пред их взором предстала дивная картина: на высунутом языке Любы лежала длинная цепочка от бегунка-застёжки от куртки Любы. Первым понял, что произошло, Демьян. Он посоветовал Любе заглотнуть цепочку. Скоро Люба её спокойно выплюнула.
— Скажите, откуда у вас такой талант невозможное делать возможным? — спросил Роман. — Всякое было на моей практике, но чтобы язык примёрз к застёжке куртки, впервые. Продемонстрируйте, как?!
— Как, как, — проговорила Люба, разминая затёкший рот, двигая челюстью вправо-влево, растягивая по-разному губы. — Я облизнуться хотела. Вот и облизнулась.
— Ты не переусердствуй, а то челюсть вывихнешь, — посоветовал Роман.
Люба и Изольда одновременно посмотрели на небольшое мокрое пятно, оставшееся от прикосновения Любиных щёк.
— Любка, ладно хоть не отпечаток лица оставила, и на том спасибо, — улыбнулась Изольда и прижала девушку обратно. — Плачь, не жалко.
— Изольда,
— На счёт возвращения в старые добрые времена, это всегда можно устроить. Было бы желание. Только я к вам набегами заявляться буду, если что. Я своего телёночка одного без присмотра оставить не могу, знаете ли.
Подруги посмотрели на Изольду. Она произнесла последние слова вполне серьёзным тоном, отчего им стало ещё смешнее. Терпели, терпели и не удержались. Звонкий девичий смех эхом прокатился по турбазе: он отголосками возвращался со всех сторон, словно пародируя девушек.
— Вас если и не видно, то слышно отлично, на километр от базы, — послышался сзади голос Тимура.
— А ты как хотел? Это же тройной заряд энергии. Не удивлюсь, если у них в головах уже что-то сверхнеобычное созрело. Надеюсь, без новых травм обойдёмся, — усмехнулся Свят и заржал, свернувшись в три погибели: — Это же надо, примёрзнуть к застёжке от куртки. Я, когда малец был, ключ лизнул… Хорошо, что дома родители были, дверь открыли. Так и пришёл с высунутым языком, на котором ключ лежал.
— Хорошо, что не автобус, а то пришлось бы по городу бегать, пока бензин закончится, — воспользовался Роман подвернувшимся случаем отомстить за насмешки. — А ты, Тимур, ни к чему в детстве не прикладывался?
— Хуже, — выдохнул Тимур, — проверил на обидчиках поговорку: «Лучше лома нет приёма». Теперь как рефлекс Павлова: обидели — лампочка в голове загорается, начинаю лом искать.
— Народ, — звучно гаркнул Роман, — Тимура можно задирать только мне. Вам запрещено, я уже кабинет закрыл. Пациенты с переломом от лома под вечер — плохой знак, — продолжил Роман, удаляясь от Тимура.
Тот, ускоряясь, наклонился, зачерпнул снег, свалял снежок и запустил в доктора. Роман увернулся, но успел дёрнуть за густо покрытую снегом ветку ели. Секунда, и Тимур напоминал снежного человека.
— Ну, эскулап, погоди… — Тимур рванул за врачом, который выскочил на дорожку и обогнул зелёную изгородь.
Оттуда раздавалось кряхтение, сопение, признаки борьбы. И вдруг…
— Слышите? — насторожился Свят. — Тихо стало. Подозрительно. Закопали друг друга в снегу.
Вскоре из-за поворота появились молодые люди. Они отряхивались, хлопали друг друга по спинам, якобы выколупывали снег из-за шкирки, на самом деле, заталкивая обратно.
— Вер, пойдём, ты, наверное, замёрзла, — мягким голосом позвал Тимур девушку.
— Хочешь проводить её до моей машины? — строго спросил Роман.
— Наивный. Моя покомфортнее и доедет мигом, а твоя ещё полчаса прогреваться будет. Девчонки околеют тебя ждать, — ответил тренер.
— Ничего подобного. Она уже готова ехать, — не уступал доктор.
— Ты уверен? Колёса по дороге не отвалятся? Нет, ты предлагаешь слишком рискованную поездку, — не унимался Тим.
— Ты поаккуратнее на поворотах, зарываешься, — огрызнулся Рома.