Рождение
Шрифт:
— Ты в порядке? Отходим?
— Да. Кажется, кроме него, нам никого не спасти, — признание принесло тоску, но первые капли уже срываются с мрачного небосвода. И Сопротивление отступило. Поспешно и неровно, рассыпаясь на одиночные команды, приводя врагов в полное недоумение. Сражение проиграно. Без жертв, кроме нескольких раненых, со своей стороны, как выясняется. Схватка продлилась недолго. Самый большой урон конвою причинил именно наследник Аюту. Словно бы сам процесс убийства приносил ему подлинное упоение. То, как буквально крошились тела довольно-таки плохих бойцов из службы охраны фермы, привело в некоторое смущение даже подчинённых. Врачеватель откровенно испугался за рассудок друга, особенно, когда, подоспев к нему под конец, встретился с лёгкой, чуть насмешливой ухмылкой, столь здесь неуместной. Уж Соул в курсе происхождения прибившегося некогда к его родной деревеньке смурного паренька. Однако всё в порядке. Уже через несколько сотен шагов давний
Путь до Убежища преодолели беззвучно. Разочарование от провала собственного первого похода и чувство своего неумения коробили Осилзского. Как развеять пессимистическое настроение прежний сосед не имел ни малейшего представления, но перед самым подземельем негромко обратился:
— Уж не винишь ли себя в чём? Провалы бывали и у Аюту. Поверь мне. Ты всем доказал, насколько мы можем полагаться на твоё стремление выручать наших соотечественников. Не расстраивайся. Мы вернёмся туда, когда земля просохнет. Всё сделаем, как следует. И нас станет намного больше. Их там сотни. Я и не знал, что столь много. И гони своё прошлое. Отныне ему нет места. Пусть оно подгоняет тебя только в драке.
— Учту. Постараюсь. Малыш уснул. Хоть какой-то прок от вылазки. Хоть его вытащить удалось, — глухо отозвался терпеливый слушатель. На общение явно не настроен.
А у самого порога их встретила Кринт. На её губах играет довольная улыбка. Словно бы её личные планы все удовлетворены. Старуха вышла навстречу, учтиво поклонилась и попросила с только ей свойственным безапелляционным смирением:
— Могу ли я принять Вашу ношу, Ланакэн? Я примусь за воспитание юного отрока. У меня уже давно нет семьи. Позвольте мне отдать собственную заботу и любовь ему.
— Конечно. И… Это и есть твоя цель, Саон? Только он? Почему? — неожиданно осознал тот, кого недавно она сама направила в бой. Откуда столь абсурдная идея появилась в уме, сам не знает. Однако седовласая женщина мягко провозгласила:
— Когда-нибудь твой сын будет благодарен мне за спасение этого ребёнка. Скорее всего, провальный на первый взгляд поход стоил того. Да и… разве столь уж и плохо, что хоть кому-то это нападение помогло? И развеялись сомнения в Вашей способности к праведному гневу на врага? Всё закончилось совершенно так, как и следовало!
Его передёрнуло от точного просчёта. Словно был всего лишь разменной фигурой в игре старой карги. Притом в игре поставлено изначально не на их победу, а на вызволение единственного малыша, чем-то важного впоследствии. Но факты неоспоримы. Темноволосый ребёнок даже не проснулся, устав от попыток высвободиться у незнакомца и собственных рыданий. Теперь его ждёт совсем другое воспитание и новая семья. Чудаковатая семья. Очень чудаковатая. И всё-таки ей можно доверять. Что-то внутри упрямо подсказывает это. Несмотря на то, насколько откровенно таинственная старуха использовала в ей одной известных целях весьма независимого мужчину. Почему подобное убеждение столь плотно залегло в разуме? Однако даже тени сомнения в выводах нет. К тому же многие поговаривают: поступки истинных мудрецов обычным смертным не всегда понятны. А уж её интеллект в доказательствах не нуждается. Каждое слово попадает в намеченную мишень.
Он вошёл и остановился в дверях, мрачный и молчаливый. Судя по влажным тёмным, почти чёрным волосам и чистой полотняной одежде, успел очистить тело от грязи и крови и сменить облачение. Что-то в измученном взоре воина заставило Силион сесть на постель. Словно бы впервые мужчина открыл слабость, о которой прежде умалчивал. Непросто даётся столь кардинальная перемена деятельности, произошедшая в течение последнего года. Ланакэн завесил вход и медленно, вяло, преодолел разделявшее их расстояние.
— Устали, господин? — тихо спросила она, не находя нужных слов. Провёл пальцами по растрёпанной макушке малышки, распустил пряди её длинных русых волос и нежно погладил по плечу. Григстанка хотела сказать что-то, но Осилзский едва заметным прикосновением к дрогнувшим губам запретил. Потом всё так же беззвучно принялся целовать, непривычно неторопливо, словно бы сомневаясь в происходящем. Настолько непохоже на него — даже проснулась тревога. Предельно нежно и заботливо, с расстановкой и проникновением в каждую задумку. Будто его существо полностью старается пропитаться противоположным битве ощущением. Отбросить агрессию, страсти, спешку, раздражение… Женщина даже не разбирает: приносит ли наслаждение своему защитнику или нет. Глубоко залёгшая морщинка над переносицей не сглаживается. О чём крутятся мысли у Создателя Убежища, остаётся неясно. Может, он вообще старается разогнать их, в попытке избавится
Когда его объятия ослабели, человек не постарался уснуть, как делал до сих пор, а понуро сел, не оборачиваясь к иноплеменнице.
— Что-то не так? — встревожилась Безумная Красавица, наблюдая за любимым.
— Нет. Тебе не понравилось? — машинально поинтересовался, очевидно стушевался, не посмел даже обернуться.
— Было очень хорошо, но… Словно б не Вы, — пояснила она, неуверенно проводя ладонью по крепкому предплечью бойца.
— Я много убивал сегодня. И у них были такие же глаза, как у тебя. Это не пугает тебя? Мне… уже не хочется крови. Вот только ничего не изменить. Я сам выбрал дорогу разрушения. Надеюсь, не зайду по ней в тупик? — хриплый голос выдаёт нежелание обсуждения, однако внутри слова рвутся наружу, вот только очень уж неуместный слушатель. Да и есть ли подходящий?
— Нет. Вы выведете всех из тупика. Я верю в вас, Ланакэн! Всею душой! — малышка поднялась и обхватила его за широкие плечи, словно стараясь согреть и утешить. Зачастую в ней совсем ничего не остаётся от пережившей столько страданий женщины, лишь доверчивая девочка, дарящая надежду своими словами и действиями могучему и высокому рядом с ней Ланакэну. Вот и ныне человек невольно улыбнулся, ощущая тепло трогательной подруги. Если б не она… каково было бы завершение дня, полного борьбы и боли? И вообще… Что стало бы с его перегруженной страданием душой? Не стал ли бы прежде миролюбивый селянин в конце концов тем, чего более всего с самого начала страшился первый предводитель Сопротивления? Простой и жестокой машиной разрушения. И не более? Оказывается, утоление первоначальной жажды означает ещё и оглушение первоначальных и естественных чувств, таких как отвращение, жалость, брезгливость, бережливость к живому и, даже, нежность… Навряд ли кто смог бы тогда его в чём-то упрекнуть. Не так, как теперь. Однако это стало бы самым страшным исходом дела, по мнению теперь уже почившего в мире наставника. Вот в чём сомнений нет. Прав ли он был? Обычно… Прав.
Глава 11
ДЫРЫ В ПЛАНЕ И ИХ УСТРАНЕНИЕ
Таким образом, ожидание прихода новичков из нерешительных деревень полнилось, в первую очередь, обсуждением личной жизни Осилзского. Однако, не все концентрировали внимание на хоть и нестандартных, но всё-таки несколько отдающих духом бабских сплетен новостях. Одним из скучающих в ожидании чего-нибудь более «остренького» оказался и Тални. Ему обещали разрешить пойти в следующее сражение (своими просьбами юноша замучил уже всех, успел добраться даже до Ланакэна), а молодая кровь, словно игристое вино, бурлит и искрится в ожидании настоящей схватки. Так вышло, что, не имея ни единого родственника, паренёк не имел и никого, кто отвлёк бы от столь бурных рассуждений. А пока ничего подобного не светит и подавно, утешением служит вполне одобренное руководством развлечение: занял себя освоением подземных просторов. Иногда ему удавалось прихватить с собой пару спутников (чаще всего присоединялся Риул), но обычно случались самостоятельные вылазки. Так произошло и на сей раз. Долгие и совсем непримечательные тоннели уже порядком наскучили, когда впереди едва различимо зажурчали струи. Через несколько шагов стены раздвинулись, дорога образовала площадку и уперлась в непреодолимое препятствие — русло подземной реки. Вода зеркальная от собственного покоя. Вдоль самой кромки — узкая терраса, ведущая налево, но в одиночку заползать туда явно чрезвычайно опрометчиво. Исходя из естественных ступеней, нисходящих к прозрачной глади, уровень в древности здесь регулярно колебался. Тални подобрался к самой поверхности и заглянул вниз. Словно сквозь жидкое стекло, видно каждый камень на дне. Глубина ныне не превышает пары локтей. Запах — нормальный. Неуверенно попробовал на вкус, убедился — для питья сгодится. Вот только боковое зрение уловило постороннее движение чуть в стороне. И снова ничего вокруг не происходит… Размышляя о загадочной иллюзии, молодой человек с удовольствием погрузил кисти рук в зыбкую прохладную поверхность, зачерпнул, сколько вышло, и поспешил умыться. Но… не тут-то было! Что-то под пальцами скользко забилось, уколов до крови и порядком испугав. Первооткрыватель пещерного русла инстинктивно шарахнулся, отбиваясь от зацепившегося за грубую ткань на свободном рукаве существа размером где-то с два кулака. Оно всё извивается, борясь за собственную свободу. При более тщательном осмотре выяснил: это очень уродливая серая рыба, начисто лишённая глаз, но оснащённая острыми шипами на плавниках. Такой прежде не доводилось видеть ни одному соплеменнику. А если иглы ещё и ядовиты? Следует делать что-либо, но и не показаться трусом или шутником. Пришлось брать животное с собой, завернув в снятую одежду и морщась от отвращения. Выжив некогда в лесу, всегда с природой легко сливался, но в необычной среде пещер ещё не определился с личным восприятием. Как следует поступать в подобной ситуации, остаётся тайной, вот только мысль о риске смерти в никому не известном гроте подгоняет, призывая панику. О такой гибели совсем как-то не мечталось.