Рождение
Шрифт:
— Отпусти Лиам. Чего тебе надо от неё?
— Она мне предназначена. Тебе чего, молокосос? — не посчитав молодого соперника угрозой, отозвался новичок. Кама с некоторым удивлением торопливо обнажил меч:
— А ты на возраст не смотри. Меня даже Ланакэн брал с собой. Кстати, и вас с ферм освобождать как раз вместе ходили. Не думал, что там бывают такие отбросы. Ведёшь себя хуже григстанина! А ну отойди! Не посмотрю, что соплеменник!
Поворот событий мгновенно сменил линию поведения напавшего. Печально улыбнувшись, Сунату разжал жирные пальцы и жалобно отозвался:
— Чего грозишься? Она же моя невеста!
— Не
— Я ему не невеста. Неправда это! — тихие всхлипывания грозят перейти в рыдание. — Он тут странное что-то делал. Я видела. Он рисует что и где есть зачем-то. Не знаю — зачем. Страшный он. И нехороший.
— Угу. Определила ты его конечно конкретно: «нехороший». Чего сама ходила? Позвала б кого… — Дитя Леса пытался успокоиться, покусывая ноготь на большом пальце. Недоумение и омерзение выбивают из колеи.
— Ещё кто-то ходил. Я не знаю его. Он тоже заподозрил неладное, видимо… Тоже по пятам ходил за ним. Только меня не заметил, — пожала плечами и вопросительно глянула на своего освободителя. Её доверчивость развеяла муть неприятных ощущений. Одёрнул себя и заставил выпрямиться (оказалось, что до сих пор стоял «нахохлившись», будто перед броском).
— Пошли. Пусть об этом узнает Осилзский.
Ланакэн не удержался от смеха:
— Ну, говорил я тебе, Соул: Тални всегда оказывается рядом! Вот и опять!
— Я… это… В каком смысле? — растерялся незваный посетитель, но предводитель Сопротивления ласково потрепал по плечу и отмахнулся, заметив оставшуюся стоять на входе уже знакомую девушку с ферм, неловко теребящую поясок на длинном деревенском платье с капюшоном. Ей бы пошло немного короче и уже, но для представительниц бывшего стада символом вольной жизни всегда была длинная юбка, а размер уж — какой попался. Не до шику.
— Понимаете… Тут такое дело… Это Лиам, она с ферм, а один мужчина с ферм её преследует. Он напал при мне! Если бы меня там не было, то и не знаю, чтобы с нею сделал… Его зовут Сунату. Так, да?
— Да. Сунату. Он… Ну… Вы знаете, господин Ланакэн! А он… Он говорит, что их решение всё равно в силе, а я должна с ним… А я не хочу! И ещё… Он что-то рисует всё время… Шныряет и рисует… рисует… Это странно как-то! Зачем он всё рисует? — затараторила сбивчиво, стараясь одолеть испуг от наличия стольких слушателей одновременно.
— И одна ты заметила? — Осилзский сразу же стал очень серьёзен, ловя каждое слово пришедших.
— Не-ет. Не только. Но я его не знаю… Он тоже за ним следит…
— Так ты следила за Сунату? Мда… Ясно. Покажешь мне, кто следил за ним ещё! Ага? Иди. Мы подумаем, что делать! — заботливо уверил последователь Аюту, ласково выпроваживая чересчур внимательную румяную малышку.
— Ты подослал кого-то за ним шпионить? — поражённо осведомился Соул, стоило удалиться рассказчице. Такого от старого друга почему-то не ожидал.
— Нет.
— Да ладно! Чего ты так, в самом деле! Разговор есть серьёзный! У нас совет тут собрался в маленьком составе. Не горячись уж! Не нравится, так и не надо! Не заставляет же никто под венец идти! — не упустил своего Риул. Рыборазводчик смерил его гневным взглядом, будто собирается побить прямо здесь, но послушно отошёл в укромный уголок, осознавая оказанную ему честь посвящением в столь тайные вещи.
— Пошутили — и хватит! Вопрос вот ещё возник — кто следил-то? Предположения есть? Ты его заметил? Был там кто вообще, кроме вас? А, Тални? — Осилзский напрягся в ожидании, но в ответ прозвучало вполне предсказуемое:
— Нет. Я думаю, он скрылся ещё до того, как этот… Сунату приставать к ней стал, — пошарив в воспоминаниях, отозвался юноша.
— Ясно. Одно точно — он не из ферм. Оттуда она бы наверняка хоть не по имени, но знала бы. Есть одна у меня задумка… Раз для него играет роль их мнение… Пусть с ним попробует пообщаться Силион, — обнаружилось, всё время григстанка молча сидела в самом дальнем уголке, но теперь поражённо подскочила. Ей с трудом верится в услышанное распоряжение, объяснившее присутствие на совещании неуместной кандидатуры иноплеменницы. Мужчина подошёл вплотную и украдкой напомнил: — Я же говорил, что накажу? Говорил. Вот и расплачивайся за самовольство…
— Но… Если меня застукают за подобным… Меня же обвинят в подстрекательстве! — стараясь взвесить все аргументы, равнодушно возразила женщина.
— Для того я и собрал кучу свидетелей. Они смогут подтвердить: именно я отдал приказ.
— А что именно делать надо? Почему Вы решили, господин, будто сей человек пойдёт на нечто противоправное по моему «совету», так сказать? — откровенно усомнилась она. Сквозь внешность хлипкой девчонки словно бы проступила сущность кровной дворянки, рассудительной и находчивой.
— К тому же… что убедит, что это не её гипнотическое действие? — ввернул Нгдаси, смерив мрачным взглядом юную любовницу друга. — Почему ты настолько уверен? Честно говоря, меня твои аргументы не особо убеждают. Мало ли чего рисовал! Может, купальню никак не находил — составил себе план маршрута! Да, ему по нраву пришлась эта… Как там бишь её? Лиам…
— «По нраву»?! Ты б видел, как он напал на неё! — возмутился её избавитель.
— Да понимаю я, насколько тебя поразила дикость данного типа в обращении с женщиной, но его особо никто хорошим манерам на ферме не обучал! К тому же и не утверждаю, будто следует оставить его преступление безнаказанным. Но наказывать надо за содеянное, а не за «не по нраву пришёлся». Ведь веских обвинений я лично не услышал, кроме «ещё жив», «что-то не так, сразу видно». Разве преступление, если человек, воспитанный в столь противоестественных условиях, ведёт себя в иной среде запуганно и непонятно? — отмахнулся врачеватель упорно.