Рожденные светом

Фоменко Сергей Георгиевич

– Вижу! – восхищенно воскликнул Никита. – Классно все вижу! Действительно все можно видеть энергетически и комнату и вас Иван Васильевич, я тоже увидел. Вы прям, как сгусток энергии радужный, до самого потолка вас видно, вот только посередине, над головой у вас дыра большая, как клякса чернильная разбрызгалась. Это что ж такое, Иван Васильевич, а? Раньше над нимбом я этого не видел.

– Это, наверное, брат Никитка, следы того лечения, про которое я тебе рассказывал. Выжгли дыру в ауре, врачи-вредители, мать их за ногу… - сосед в гневе затрясся, стискивая кулаки и, шевеля губами, видимо ругаясь про себя, но взял себя в руки и сказал.
– Ничего ты сейчас на меня внимания не обращай, это мелочи, со временем восстановится,

если раньше не помру. Ты давай тренируйся, смотри еще на меня, на комнату вокруг, давай смотри, пойми, как только ты окажешься в критической ситуации, ты должен будешь сразу переходить на энергетическое видение, то есть прятаться в промежуточной реальности. Промежуточная реальность – она истинна, в ней не ошибешься, не обманут тебя сущности. В нашем мире иногда мы видим иллюзии, а в том другом мире, так там вообще, все что угодно, иллюзия на иллюзии сидит и иллюзией погоняет.

Иван Васильевич вскочил с кровати, толкнул Никиту на табуретку в углу, а сам стал ходить перед ним, словно фотомодель, поворачиваясь, то туда то сюда, принимая разные атлетические позы и демонстрируя свою маленькую, сухонькую фигуру. Это было так смешно, смотреть, как взрослый мужчина в голубой пижаме ходит по комнате между двумя кроватями, шаркая шлепанцами, и выделывается, как пацан, что Ник не выдержал и засмеялся, впервые почувствовав себя хорошо за этот день.

Тут Иван Васильевич остановился, возмущенно глядя на Никиту, упер руки в боки, и только собрался разразиться какой-то нотацией, но, заразившись весельем, тоже стал хохотать и обратно сел на свою кровать.

– Что насмешил я тебя? Ну, слава Богу, а то сидел мрачный, угрюмый, как будто конец света у тебя. Подумаешь, проблемы, ты смейся и знай - смех это тоже оружие против нечисти, так то!

– Вы меня простите, я не над вами смеюсь, это у меня, наверное, нервное, после аварии. Вы вот что, проведите меня в туалет, ладно? – смущенно сказал Никита. – А я постараюсь быть в промежуточной реальности, как вы научили, пока мы будем ходить, а то нетерпеж уже, а одному все-таки страшно пока.

– Так пошли! Подумаешь, делов-то, на горшок сходить перед сном, - захлопотал Иван Васильевич, собираясь, поправляя пижаму и вытаскивая из тумбочки пачку «Примы» и спички. – А я заодно покурю, покараулю тебя, хе-хе, пока ты это.… Только ты смотри, иди по коридору ровно, не дергайся. Чтобы тебе ни показалось, помни - это могут быть иллюзии, и наоборот, ты можешь не увидеть реальной опасности у себя под носом. Поэтому смотри энергетически, не бойся, а я тебя буду вести под ручку, ты ж у нас пострадавший, тебе помощь нужна, ясно дело, никто не подкопается, хе-хе.

Продолжая обсуждать эту тему, больше сам с собой, чем с Ником, Иван Васильевич взял его под локоть и повел к двери. Толкнув дверь, он выглянул, словно разведчик, глянул по сторонам и сказал: «Ну, вроде народу полно, авось проскочим». Потянув Никиту за собой, он вышел в коридор и пошел по нему, ведя, Ника, словно слепого под ручку, медленно, но энергично, шепча на ходу: «Держись брат, держись, не смотри на других, иди уверенно, смотри энергетически, да не дрожи ты…».

Никита шел по коридору с зажмуренными глазами и боялся смотреть, он чувствовал сильную руку Ивана Васильевича, который тащил его вперед, и представлял как те туманные щупальца, что раньше он видел в коридоре, извиваются вокруг них, опутывают и останавливают. Это было ужасно! Сама мысль об этом так ужасала, что он готов был вырваться из рук Ивана Васильевича и бежать обратно в свою палату. Но он стиснул зубы и, не открывая глаз, шел вперед шаг за шагом, слушая шепот Ивана Васильевича, и стараясь не поддаться панике.

Казалось прошла целая вечность, но, наконец, они остановились. Ник почувствовал, как его развернули, послышался скрип двери, раздался запах хлорки, и они вошли.

– Ну вот, добрались, вот кабинки, входи и делай свое дело, а я тут у окна покурю пока, - тут же

затрендел Иван Васильевич, но, заметив, что Никита стоит с закрытыми глазами, дернул его за рукав. – Эй, ты, что же так и шел как лунатик, а ну давай, не трусь, открывай глаза!

Никита стоял как сомнамбула, чувствуя липкий страх вокруг себя, но, подчиняясь команде, собрался с силами и открыл глаза.

Они стояли в коридорчике обычного, больничного туалета. Справа были три двери, покрашенные когда-то в белый цвет, но краска уже местами облупилась, и кое-где были нарисованы неприличные картинки с сопроводительными надписями, слева на стене был один писсуар и еще два следа от двух бывших ранее. Стены были покрашены зеленой масленой краской, а напротив было зарешеченное окно, с грязными стеклами, до половины закрашенными той же краской. На бетонном подоконнике стояла железная банка из-под растворимого кофе вместо пепельницы.

Ник осмотрелся, ничего необычного в туалете не было, он облегченно вздохнул и открыл центральную дверь и заглянул в кабинку. Там все было в порядке, обычный общественный туалет. Никита заскочил в кабинку, закрыл дверь, спустил штаны, присел и сказал быстро.

– Я сейчас Иван Васильевич, вы покурите, только не уходите, пожалуйста.

Никита расслабился, почувствовав, как уходит напряжение, скопившееся за целый день, и подумал с легким стыдом: «Ну вот, уже в туалет меня как ребенка водят, что дальше то будет…». Он слушал как за дверью, у окна что-то опять говорит без остановки Иван Васильевич, шумно делающий затяжки, и выдыхавший резкий, перебивающий хлорку дым сигареты, и осмотрелся.

Он сидел на корточках в кабинке, разрисованной всякими картинками и надписями, но стенки кабинки не поднимались до самого потолка, поэтому справа и слева были свободные промежутки, сантиметров по пятьдесят, так что если встать, то можно было бы сверху заглянуть в соседнею кабинку. Осматриваясь, Никита привел себя в порядок, встал, и застегивая штаны, вдруг услышал легкий шум в кабинке справа от него, словно кто-то с той стороны подтягивается, царапая стенку, и пыхтя от напряжения. Ник замер, поднял голову и посмотрел вправо, на это своеобразное окошечко в соседнюю кабину.

Оттуда лезло темное, непонятное существо, как большой слизень, оно вылезло на торец боковой стенки, присело там, сформировавшись в туловище с маленькими когтистыми лапками и большой головой, где в глубине, как угольки мерцали два маленьких, противных глаза. Ник встретился взглядом с этими глазами и тут произошел энергетический контакт. Сущность поняла, что он видит ее, и сразу же раздулась в размерах, раскрыла огромную пасть с большими кривыми зубами, моментально приблизив ее к голове Никиты, как бы желая вцепиться этими зубами ему в лицо. Никита отшатнулся, дико заорал и, выбив телом дверь, вылетел из кабинки, упав на пол, спиной к писсуару, а лицом к кабинке. Иван Васильевич бросился к нему, обнял, стал поднимать на ноги, а Ник все кричал, показывая рукой на сущность, которая переползала в его кабинку, с открытой пастью, постепенно увеличиваясь в размерах. Никита чувствовал, как теряет сознание и последнее, что он помнил это как Иван Васильевич заслоняет его своим телом, выхватывает из кармана коробок спичек и зажигает его сразу весь, факелом. Маленький факел полетел внутрь кабинки, дверь ударом ноги Ивана Васильевича захлопнулась, и сознание Ника накрыла кромешная тьма.

Глава 3

Во тьме Никита падал в бесконечную яму. Это началось после того, как его в беспамятстве принесли в палату, положили на кровать, пытались привести в чувство, но прибежал дежурный врач, посмотрел, пощупал пульс, и успокоил всех, что ничего страшного, мол, следствие сотрясения, обморок, а сейчас пациент просто спит. Наоборот, Нику сделали еще успокоительный укол, чтобы он расслабился. И Ник теперь спал. Спал и падал. Падал долго, так долго, что не мог даже вспомнить, как началось это падение.