Рожденный разрушать
Шрифт:
Все прекрасно, когда тебе 22 и как-то не беспокоит, что к тебе на колени уселась какая-нибудь толстушка из Нанси. Но когда становишься старше, на борту оказывается слишком жарко, слишком тесно и слишком похоже на жизнь в трейлере.
Я вернулся домой с мыслью о том, что хорошая яхта должна быть не меньше 65 футов длиной, с нормальными уборными и спальнями, а не какими-то койками, засунутыми в свободный уголок за микроволновкой. Проблема в том, что такая яхта действительно очень дорого стоит. Под миллион. А для ее парковки нужен собственный причал, который обойдется не дешевле.
Так что вместо этого мы купили маяк. Он стоит на берегу острова Мэн. И у него есть собственная пристань. Но это не излечило меня от тоски по яхте. Наоборот.
Джереми
В приземлении в Багдадском аэропорту нет ничего величественного. Чтобы запутать повстанцев, лежащих в засаде с РПГ и ракетами «земля-воздух», пилот транспортника Hercules не переходил к планирующему полету, пока не оказался прямо над посадочной полосой. А тогда это уже было скорее свободное падение.
Двадцатью тысячами футов ниже четыре вертолета огневой поддержки Apache патрулировали пустыню, держа наготове ракеты Hellfire и крупнокалиберные пулеметы, способные распылить каждого, кто посмеет бросить в нас хотя бы камнем. Тем временем в самом аэропорту белоснежные воздушные шары, полные шпионских телекамер, плыли в пыльном безветренном небе, отслеживая любые признаки активности по периметру.
В рубке транспортника два офицера — рослые, крутые спецназовцы — стоят за спиной у пилота, пытаясь обнаружить в небе инверсионный след приближающейся к нам ракеты. Они все время в напряжении. В январе такой же Hercules Королевских ВВС был сбит противотанковой ракетой; а сейчас уже второй день рамадана — самое время какому-нибудь мусульманскому воину умереть. Но в нашем случае угроза исходит из еще более опасного источника. «Вон там», — говорит один из рослых парней озабоченно, и действительно, с запада прямо на нас мчится американский истребитель.
Чтобы избежать угрожающей встречи, наш пилот установил систему управления полетом в положение «тактическое», проскользнул под истребителем, сильно наклонил самолет, и после взрыва отрицательной гравитации, подбросившего спецназовцев до состояния невесомости, мы начали наше свободное падение под вой моторов — сверхскоростное снижение над Багдадом. В такие минуты очень важен подходящий саундтрек. На вьетнамской войне это были Хендрикс и Doors. [410] Но теперь мне нужно было что-то более современное. Так что перед тем, как отправиться в это путешествие, я завел на своем боевом плеере особый плейлист. Пять лучших песен для боевой посадки в Ираке. И когда Hercules помчался на Багдад, как шкаф с крыши небоскреба, я слушал, как группа U2 домучивает песню Vertigo.
410
Джими Хендрикс (1942–1970) — величайший американский рок-музыкант, гитарист, певец и композитор, участник антивоенного движения. The Doors — знаменитая американская рок-группа 1960-х, созданная под руководством Джима Моррисона (1943–1971); ее творчество также имело антивоенную направленность.
Боже, какая гонка. Особенно когда пилот коалиции, итальянец, выжимает рычаг назад до упора, вызывая зубодробительную дрожь перегрузки. Когда мы сообщили по связи о своем прибытии вертолетам огневой поддержки, я повернулся к Адриану, счастливо улыбаясь, и не поверил своим глазам. Он крепко спал.
Он спал даже, когда мы, пролетев над плохо заделанной выбоиной посреди посадочной полосы, с чудовищным грохотом приземлились. Два худших военных корреспондента в мире добрались до Багдада.
С годами все привыкли к появлению журналистов на сцене театра военных действий спустя всего несколько часов после начала конфликта. И я уверен, вы никогда не задумывались, как же, черт возьми, они туда попали. Только самолеты ВВС совершают прямые рейсы из Британии в Ирак, и единственные самолеты, которыми можно воспользоваться, единственные оснащенные противоракетным оборудованием — это три самолета Tristar тридцатипятилетней выдержки.
Тем не менее мы с Адрианом прибыли на борт одного из них в воскресенье ни свет ни заря. «Почему, — стонал я, — ну, почему обязательно так рано? Почему этот военный народ никогда не вылетает после обеда?» Глупый вопрос, как выяснилось. Им нужно было покинуть Британию еще затемно, чтобы озлобленные юнцы из Брэдфорда не смогли оповестить о вылете своих товарищей в Ираке; садиться тоже следовало в темноте.
Но это не имело никакого значения, поскольку, как выяснилось, все Tristar были неисправны и существовала серьезная опасность отмены полета. Это было ужасно. Когда мне впервые предложили поехать в Ирак, я ответил: «Ооо, конечно, да». Мистер Буш дал всем понять, что война окончена, и страна возвращается в нормальное русло. Послушать разглагольствования мистера Блэра, так там тишь да гладь, божья благодать. Но знаете что? Он врет. На настоящий момент каждую неделю в Ираке взрывается 350 дорожных мин и 20 заминированных автомобилей. Только в Багдаде ежедневно происходит 25 нападений того или иного рода. До сих пор в военных действиях убито около 2000 американцев, то есть в среднем кто-то погибает каждые восемь часов. А каждые четыре часа кому-то отрывает конечность взрывом.
Моя страховая компания сообразила, что у меня появился прекрасный шанс погибнуть, и взвинтила оплату своих услуг, вдвое превысив мой гонорар за статью. Моя жена, услышав, что страховка будет выплачена, только если я погибну в бою, а не умру от сердечного приступа, весьма своеобразно проинструктировала Адриана.
«Если он хоть немного посинеет, пристрели его», — сказала она. А я? Я в самом деле беспокоился, что меня могут обезглавить прямо перед телекамерой. Не думаю, что сумею в этой ситуации сохранить хоть минимальное достоинство.
Так что по мере того, как наш полет все откладывался, я разрывался между разочарованием и облегчением. Мне нравится риск, но я не хотел бы, чтобы мне отрезали голову. Тогда зазвонил телефон. Полет все же состоится. ВВС арендовали аэробус у Monarch Airlines, но, поскольку ему нечем защищаться от ракет, он доставит нас только в Катар.
Но тут полет снова был отменен. Турки запретили военным самолетам пересекать их страну, и все. В конце концов мы полетели на войну самолетом British Airlines до Кувейта, а затем поймали попутный рейс Hercules в Ирак. Ведь круто?
Если ты журналист, в Багдаде тебе есть чем заняться: например, разыскать Иракскую исламскую партию и тех парней из Конференции народа Ирака и разузнать, почему они в таких контрах с комитетом мусульманских ученых. Но вместо этого мы устроили танковые гонки.
Не на жалких маленьких бронетранспортерах, а на настоящих зверях — двух боевых танках Abrams М1А1. Эти турбинные, пропахшие горючим монстры кажутся сложными, но на самом деле рассчитаны на то, чтобы взяться за рычаги, напоминающие мотоциклетный руль, мог даже трясущийся одноглазый бомж из Батсвиля, штат Айова. Но, к сожалению, это выходило за пределы умственных способностей Адриана, который с изумленным и напуганным видом сперва медленно, а затем все быстрее поехал задним ходом к одному из церемониальных озер Саддама. Он резко затормозил прямо у воды, так что переднюю часть танка подбросило фута на три в воздух, а затем с чудовищным ревом рванулся вперед, словно его охватил эпилептический припадок или кетаминовый «приход».
Разок он прорвался на полной скорости сквозь толпу зевак, что, вероятно, было весьма впечатляюще для тех, кто не видел его лица. Он больше не выглядел изумленным или напуганным. Он выглядел как тот, кто, несясь на скорости 45 миль в час на 68-тонном танке, не в силах найти педаль тормоза. Он был просто в ужасе.
Главной проблемой в моем танке была жара. Это как сидеть на крайней правой конфорке плиты фирмы Aga. Натурально, из-за жары брошенная на пол бутылка жидкости, похожей на кока-колу, выглядела весьма соблазнительно. «Можно, я это выпью?» — спросил я командира.