Рожденный с мертвецами
Шрифт:
— Моя семья британского происхождения. Я родилась в Сиэттле, папа на дипломатической службе. Он…
Появляется официант. Бутерброды заказаны торопливо и небрежно: обед отошел на второй план. Таинственный контакт держится…
Кляйн замечает в стопке книг «Ностромо» Джозефа Конрада; выяснилось, что она уже дошла до середины, а Кляйн на днях дочитал до конца. Совпадение позабавило. Девушка сообщает, что Конрад — один из ее любимых писателей. Кляйн соглашается: здесь их вкусы совпадают. Скоро становится известно, что оба любят Фолкнера, Манна, Вирджинию Вулф, даже Германа Броха, а вот Гессе недолюбливают. Даже странно. Как насчет оперы? «Вольный стрелок»,
— У нас тевтонский вкус, — замечает она.
— Мы любим одно и то же, — соглашается Кляйн.
Они уже держатся за руки.
— Удивительно.
Мик Донган улыбается глумливо из противоположного угла; Кляйн бросает на него свирепые взгляды. Донган подмигивает.
— Пойдемте отсюда, — предлагает Кляйн.
Она уже открыла рот, чтобы сказать то же самое.
Он и говорят до глубокой ночи, а потом занимаются любовью до утра.
— Тебе следует знать, — торжественно объявил Кляйн за завтраком, — что давным-давно я решил никогда не жениться, а в особенности не иметь детей.
— Я тоже, — кивнула она. — Когда мне исполнилось пятнадцать лет.
Поженились они четыре месяца спустя. Шафером на свадьбе был Мик Донган.
— Значит, подумаешь? — спросил Гракх еще раз, когда они выходили из ресторана.
— Подумаю, — кивнул Кляйн. — Я уже пообещал.
Вернувшись в номер, Кляйн собрал чемодан, отдал ключи и расплатился. Он взял такси и прибыл в аэропорт задолго до отлета дневного рейса на Занзибар. На острове, в аэропорту назначения, его встретил все тот же невысокий и печальный человек — санитарный инспектор Барвани.
— Вы вернулись, сэр? Знаете, я так и думал, что вы вернетесь. Те, другие, уже несколько дней как здесь.
— Другие?
— В последний раз, сэр, вы предложили мне аванс на случай, если в моих силах будет предупредить вас о прибытии некой персоны. Эта персона, сэр, вместе с двумя известными вам компаньонами в данный момент находится здесь.
Кляйн аккуратно положил на стол санитарного инспектора банкноту в двадцать шиллингов.
— Что за отель?
Барвани поджал губы: двадцать шиллингов явно не оправдали его ожиданий. Не дождавшись реакции Кляйна, он сказал:
— «Занзибар-Хаус», как раньше, А вы, сэр?
— «Ширази». Как и в прошлый приезд.
Когда сообщили, что звонит Дауд Барвани, Сибилла работала во внутреннем дворике отеля, разбирая черновики, накопленные за день.
— Проследи за бумагами, чтоб их не сдуло, — предупредила она Захариаса, исчезая в вестибюле «Занзибар-Хауса».
Вернулась Сибилла недовольная.
— Неприятности? — спросил Захариас.
— Хорхе. Уже едет в отель. Пока в свой.
— Вот ведь зануда, — скривился Мортимер. — Я до последнего надеялся, что Гракх приведет его в чувство.
— Видимо, зря, — отозвалась Сибилла, — Что будем делать?
— У самой идей нет?
— Так больше продолжаться не может. — Сибилла покачала головой. — Это, по крайней мере, ясно.
Насыщенный влагой и пряными ароматами воздух напоминал о долгом сезоне дождей, который только закончился. За дождями пришел сезон лихорадочного плодородия: толстая лиана за окном номера выбросила чудовищные желтые цветы, похожие на медные трубы, вся растительность вокруг отеля цвела, пахла и одевалась свежими, полными влаги листьями. Кляйну не надо было выглядывать в окно, чтобы ощутить единый порыв всего живого к обновлению. Его самого распирала энергия: он расхаживал по номеру, перебирая в уме разные военные
Когда Кляйн собрался выходить, в дверь постучал коридорный.
— Сэр? К вам гости,
— Кто? — спросил Кляйн, предвидя ответ.
— Ледиидваджентльмена. Приехали на такси из «Занзибар-Хауса». Ждут в баре.
— Скажи, что я сейчас буду.
Подойдя к трюмо, Кляйн налил стакан воды из кувшина, набитого льдом. Выпил, механически налил еще. Такого он не предвидел. И почему она не одна? Зачем ей свита? Некоторое время Кляйн боролся, возвращая себе чувство равновесия и разумной целеустремленности, разрушенное стуком в дверь.
Несмотря на вечернюю сырость, выглядели они безупречно: Захариас в светло-коричневом смокинге и бледно-зеленых брюках, Мортимер в богатом белом кафтане, отделанном золотым шитьем, Сибилла в простом бледно-лиловом платье. На лицах ни робости, ни беспокойства, ни испарины. Какое самообладание. Столики рядом с ними были пусты.
Кляйна они приветствовали стоя, но улыбки их выглядели зловеще. Никакого дружелюбия не чувствовалось.
— Ваш визит для меня — большая честь, — сказал Кляйн, опираясь на весь накопленный запас благоразумия. — Выпьете что-нибудь с дороги?
— Мы уже заказали. Разреши нам угощать тебя сегодня, — предложил Захариас. — Что предпочитаешь?
— «Пим» номер шесть. — Кляйн попытался улыбнуться в ответ такой же ледяной улыбкой. — Ты великолепна в этом платье, Сибилла. Восхитительно! Вы все так стильно выглядите, что мне неловко за себя.
— Ты никогда не следил за одеждой, — согласилась Сибилла.
Захариас вернулся от стойки бара. Взяв у него напиток, Кляйн торжественно отсалютовал бокалом.
— Не мог бы я поговорить с тобой наедине, Сибилла? — спросил он через некоторое время.
— Между нами нет ничего такого, что не годилось бы для ушей Кента и Лоренса.
— И все же…
— Нет, Хорхе.
— Как скажешь, Сибилла.
Кляйн отчаянно искал какую-нибудь тень надежды в ее глазах, но не находил. Там вообще ничего не было. Он не выдержал и опустил взгляд. От речи, подготовленной заранее, остались одни обрывки: Рильке, Брох, Пуэрто-Валларта. Он вспомнил о бокале и сделал большой глоток.
— Нам нужно обсудить серьезную проблему, Кляйн, — сказал Захариас.