Рождер Вест и скаковая лошадь

Кризи Джон

— Он сам слышал эти угрозы в отношении Шустринга?

— Да. И не он один, а десятка полтора-два гостей, собравшихся на коктейль-партию. Так что, Красавчик, вам не потребуется там оставаться даже на одну ночь, могу поспорить, что мы со всем прикончим к вечеру. Это одно из тех преступлений, которые тебе преподносят готовенькими, на блюдечке, только что без бантика.

— Хотите и правда поспорить со мной? — спросил Роджер.

— На каких условиях?

— На равных.

Наступило молчание. Затем Снелл сказал:

— Зная, как долго вы умеете допрашивать одного свидетеля, меня это не устраивает… Впрочем,

можно рискнуть. Знаете ли вы, что всегда говорил покойник Фолей своей супруге? Что она не умеет даже отличить отдельных лошадей. Так что дело — яснее ясного, можно сказать, оно уже решено.

— Есть одна небольшая деталь, которую вы просмотрели. Или же, возможно, вам о ней никто не сказал. Молодой конюх, Сид, говорит, что он видел мужчину, когда тот уходил со двора.

— Из его же показаний явствует, — возразил Снелл, — что свет был очень тусклый, парнишка находился в противоположном конце двора, то есть в ярдах 70-80 от калитки. Я прекрасно знаю эти места, когда-то там бывал в связи с делом о допингах. Парнишка перепугался, естественно, он не мог как следует разглядеть, был ли то мужчина или — женщина, особенно потому, что в наши дни многие женщины носят брюки. Так что женщина любого возраста, одетая в костюм, могла легко сойти за мужчину на таком большом расстоянии. Мне кажется, что вы просто усложняете себе задачу, неизвестно ради чего.

— У меня нет привычки делать преждевременные выводы, Снелл. Вот когда я поговорю с этим парнишкой, Сидом Картрайтом, тогда картина более или менее прояснится… Насколько я понимаю, он — наша единственная надежда. Пистолет не нашли, но пуля была извлечена.

Он замолчал, и минут десять сосредоточенно вел машину. Снелл просматривал свои заметки.

Они достигли уже окраины Грейт Вест Роуд, собираясь свернуть к Слау, когда затикало радио. Снелл наклонился, повернул ручку приема и сказал:

— Машина суперинтенданта Веста.

— Только что получили сообщение из Ридинга, — бесстрастным голосом сообщил оператор из информационного бюро Ярда. — Похоже, что исчез сын убитого Картрайта.

Одно мгновение длилась тишина, потом Снелл чуть слышно произнес:

— О, господи!

ГЛАВА 5

ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

Сид Картрайт в то утро проснулся с чувством ужаса, причину которого он сначала не мог понять. Он находился не в своей собственной постели, одной из десяти в огромной спальне, но в маленькой комнатушке. Солнце пробивалось через окно и упиралось в стенку как раз возле его глаз. Сид не почувствовал, как оно прихватило и его лоб. До него не доносилось никаких знакомых звуков конюшни, но он был уверен, что ему следовало бы проснуться несколькими часами раньше. Он поспешно отбросил в сторону одеяло, приподнялся, но тут же снова упал на подушки. Как будто бы его кто-то ударил.

Он все вспомнил. Он видел отца, когда убрали солому, видел его размозженную голову. Никто из присутствующих в стойле не обратил внимание на то, что он тоже находится здесь.

Сид закрыл глаза. Но страшная картина не пропадала. Мертвый отец и мертвая лошадь…

Тогда он начал припоминать все подробности предшествующего вечера. Самым страшным было сознание того, что отец пошел в обход вместо него, Сида, потому что ему хотелось закончить интересную главу в книжке.

Он плотнее

зажмурил глаза, однако слезы все равно прорвались наружу. Теперь он старался плакать беззвучно. Ему еще не было семнадцати лет. Мать он совершенно не помнил: она умерла до того, как он научился ходить. Так что с самого детства у него были только отец и лошади, здесь, в Арнткотте, в Ньюмаркете, в Ламбурне, в пяти различных конюшнях, но всегда отец и лошади, единственные живые существа, которые были дороги для него. Он унаследовал от отца и любовь к изящной красоте этих животных, к восхитительному ощущению конской спины между своими ногами, к ничем несравнимому наслаждению движения лошади, когда она пускалась в галоп, к чувству восторга при виде убегающей назад дороги…

Все эти эмоции ему никто не преподал и не объяснил, они сами в нем возникли.

И из всех лошадей, за которыми он помогал ухаживать, больше всего он мечтал быть допущенным к Сильверу! Сид заплакал громче, отчаянно стискивая зубы, стараясь прогнать страшное видение, ненавидя себя за то, что по его мнению, было недопустимой слабостью. А день был таким ярким, таким манящим!

Сид услышал чьи-то шаги возле двери. Он быстро повернулся и зарыл лицо в подушке, закусив зубами материал и перья, не желая, чтобы кто-то услышал его рыдания.

Снова раздались шаги, женские. И он понял, даже не задумываясь об этом, что находится в доме миссис Гейл. Шаги замерли возле его комнаты. Он надеялся, что никто не войдет. Он молил бога, чтобы никто не вошел. Ему не хотелось, чтобы его видели в таком состоянии, он бы этого не выдержал.

Шаги миновали.

Смена обстановки ему помогла, напряжение слегка улеглось. Он повернул голову, чтобы ему легче дышалось, набрал воздуха. Снова раздались шаги. Женщина вошла в соседнюю комнату. Тогда он сел на кровати. В углу комнаты стоял умывальник, а Сиду не терпелось удалить следы слез. Он поднялся, чувствуя легкое головокружение, однако не стал обращать на него внимания, а решительно прошел к умывальнику, открыл кран с холодной водой и сунул под него голову. Волосы у него были коротко подстрижены, так что они высохнут за пять минут!

После этого он подошел к окну и убедился, что поверх крыш видны конюшни. Он хорошо разглядел тропочку, ведущую от черного хода дома Гейлов во двор, часы, ленту дороги и даже верхнюю часть ворот, возле которых он вчера заметил мужчину. Если бы только он находился поближе! Если бы только ему удалось как следует рассмотреть машину! Он так ясно представил себе дребезжание и перебои в работе старого мотора, что с уверенностью подумал, непременно его узнает, если ему доведется услышать, как он работает снова. Более того, он был уверен, что уже слышал эти звуки прежде.

Если бы только он вспомнил, где и когда. Потом он понял, что хочет есть. Часов не было ни у него самого, ни в комнате, время на башенных часах он не мог различить отсюда. Но вот они начали бить, и он замер, считая: «…девять, десять». Десять часов, а он должен был встать в половине седьмого, чтобы начать убирать навоз. На секунду у него возникло чувство панического испуга, но оно сразу же улеглось, когда он сообразил, где находится и по какой причине. Внезапно он припомнил, как миссис Гейл сказала полицейскому офицеру, что мальчику пора лечь спать, уже четвертый час. Она сама привела его в эту комнату.