Рождественская карусель
Шрифт:
– Ну что, будем сидеть на морозе до посинения или все-таки пойдем в дом? Вот вам ключ.
Лия взяла ключ и подхватила маленькую сумочку.
– Дверь оставьте открытой. Я возьму ваш багаж и приду.
Ледяной ветер ударил ей в лицо. Торопливо, спотыкаясь и поскальзываясь на обледенелой земле, Лия добежала до крыльца и с облегчением вздохнула, спрятавшись от снега под козырьком.
Дрожащей от нетерпения рукой она отперла дверь и оказалась в тесной прихожей с выложенным плиткой полом.
Шон шел за ней по пятам.
Как и Лия, он был весь в снегу. Снег лежал на голове и на плечах, блестел в темных волосах и – неожиданная и трогательная деталь – прозрачными слезами таял на длинных ресницах, обрамляющих удивительные сапфировые глаза.
– Кухня вон там…
Он махнул рукой в конец прихожей, постучал ботинками, стряхивая снег, передернул плечами, рассыпая вокруг брызги талой воды, – огромный, сильный, прекрасный, как дикий и своенравный зверь.
– Я недавно топил камин, так что там тепло. И, если хотите…
Он поймал ее взгляд, и слова замерли у него на устах.
«Что ты застыла на месте? – сердито спрашивала себя Лия. – Какого дьявола стоишь и пялишься на него, словно последняя идиотка? Немедленно снимай пальто и иди туда, куда он сказал!»
Легче сказать, чем сделать! Ноги ее словно приросли к полу. Казалось, каждая клетка ее тела, каждое нервное окончание, разбуженные каким-то властным магнитом, влекут ее к этому мужчине.
Еще на улице она поразилась его высокому росту и ширине плеч. Теперь же, в тесной, уютно обставленной прихожей, он выглядел не правдоподобно огромным, мощным… и опасным. Казалось, он ворвался в дом вместе с ледяным ветром – дух снежной бури, гордый, мрачный и неукротимый, как бушующая за порогом стихия.
Она не отрывала от него глаз, потому и заметила, как отреагировал он на ее пристальный взгляд. Начал снимать пальто – и вдруг замер, напрягшись, расправив могучие плечи. Глаза его потемнели, из синих став почти черными. Чувственное влечение обострило ее слух: она услышала, как он тяжело сглотнул, как пресеклось на миг его дыхание.
– Дайте-ка посмотреть на вас при свете, – произнес он хриплым голосом, как бы через силу, словно молчал несколько месяцев и отвык разговаривать. – Глаза у вас – совсем фиолетовые, как фиалки…
– Все говорят, что глаза у меня как у Элизабет Тейлор. – Собственный голос доносился до Лии откуда-то издалека. – Но, конечно, я совсем на нее не похожа. Во-первых, она брюнетка, а я…
Губы у нее пересохли, и она машинально облизнула их кончиком языка. Сумрачный взгляд Шона скользнул к ее губам – и сердце Лии заколотилось так, словно хотело выскочить из груди. Она сообразила, как он отреагировал на это.
– Не люблю жгучих брюнеток, – ответил он, словно разговаривая сам с собой. – Мне нравятся такие волосы, как у вас.
Протянув руку, он погладил влажную прядь, лежавшую у нее на плече. Прикосновение было нежным и осторожным,
Глаза Шона жгли ее синим огнем; она страдала в плену этих колдовских глаз, но не желала освобождения. Лия забыла о том, что лицо его изуродовано шрамом; она не видела безобразного красного рубца, пересекающего щеку, видела только черные, как вороново крыло, волосы, чувственный рот и, конечно, глаза – два сияющих синих сапфира.
В домике воцарилась тишина. Тяжелое дыхание Шона громом отдавалось в ушах Лии; она чувствовала на лице его теплое дыхание, и от этого ощущения все тело ее покрывалось мурашками.
– Так что вы хотели сказать? – спросил Шон.
Казалось, он прекрасно знает, что она чувствует, и сам испытывает то же самое: чувствует, как сгустился воздух, как пробегают между ними незримые искры.
Он медленно наклонился к ней, и Лия в панике зажмурилась. Но в следующий же миг, сообразив, что Шон может истолковать это как приглашение к поцелую, открыла глаза и, не в силах выдержать его пронзительный взгляд, уставилась выше – на чистый высокий лоб, перечеркнутый мокрой прядью.
– Шон…
Капля талой воды сбежала с волос на лоб Шона, подползла к уголку глаза. Лия инстинктивно протянула руку…
– Не надо!
Этот окрик заставил ее испуганно замереть, ладонь остановилась на уровне его щеки.
– Она могла попасть вам в глаз…
Теперь в глазах его не осталось синевы, они были черными, словно две полыньи в морозную ночь.
– А вы готовы оберегать меня даже от попавшей в глаз воды?
Голос его звучал насмешливо, но губы тепло улыбались, и в пристальном взгляде читалось желание.
С недоверчивым изумлением Лия следила, как улыбка его становится шире, как он медленно поворачивает голову, прижимаясь щекой к ее руке. Она остро, почти болезненно ощущала его теплую кожу, гладкую под пальцами, шероховатую и колючую ниже, там, где была отросшая за день щетина.
Не в силах сдержаться, она тихонько застонала. И сдавленно вскрикнула, когда Шон прикоснулся к ее ладони губами. От этого поцелуя рука ее вспыхнула, словно пронзенная огненной стрелой.
Она отдернула руку и, словно раненая, прижала ее к груди. Фиалковые глаза ее потемнели, стали черными, словно метельная ночь за окном.
– Зачем вы это сделали?!
– Зачем? – хрипло повторил он. – Потому что мне так захотелось. Потому что показалось, что так нужно. Потому что мне это понравилось. И еще… – Он взял ее за руку и снова поднес к губам. – И еще потому…
Не сводя с ее лица темных расширенных глаз, он снова прильнул губами к ее ладони. Поцеловал поочередно каждый палец, а последнего коснулся языком. Затем поднес зацелованную руку к ее приоткрытому в изумлении рту, словно желая передать поцелуй на расстоянии. Лия вздрогнула: ноги с трудом держали ее, она уже не знала, на каком она свете.