Рождественские новеллы зарубежных классиков
Шрифт:
Вот как грустно начался первый день нашего заключения! Однако я устал и не могу больше держать перо в руке. Дедушка советует отложить продолжение моего рассказа до завтра.
23 ноября
Мне будет довольно трудно писать историю каждого дня. В школе меня часто хвалили за легкость и быстроту, с которой я писал наши маленькие школьные сочинения, но это вовсе не значит, что мне легко описывать все, что я думаю и чувствую. Конечно, я буду стараться. Если эти записки попадут в руки чужих людей, то они должны помнить, что нашли это в бедной хижине и что это работа школьника.
Вчера утром нам стало очень грустно, когда мы узнали, что заключены еще крепче, чем накануне, но все-таки мы позаботились о завтраке и о козе. Дедушка стал доить ее, а я внимательно
– Ты хорошо делаешь, Луи, – сказал дедушка, – что учишься доить Белянку; мне очень трудно наклоняться, и тебе придется меня заменять.
После завтрака мы стали осматривать наше имущество в хижине. В другой раз я подробно опишу его, теперь же мне еще очень много нужно сказать, и я боюсь устать и не кончить, как вчера. После осмотра провизии и посуды нам захотелось узнать, какая погода. Я влез на очаг и заглянул в единственное отверстие нашей хижины. Солнце ярко освещало снег, лежавший вокруг отверстия на крыше. Я сообщил это дедушке.
– Если бы у нас была лестница, – сказал он, – ты мог бы подняться через трубу на крышу и достать затворку, про которую мне говорил Франсуа. Он сделал ее, чтобы закрывать отверстие в трубе во время дождя и снега.
– Если бы труба не была так широка, – ответил я, – я влез бы и без лестницы, как влезают трубочисты.
Подумав немного, дедушка вспомнил, что в хлеву есть длинный сосновый шест, по которому я могу вскарабкаться вверх. Я даже захлопал в ладоши от радости.
Но, принеся шест в кухню, мы увидели, что с ним нелегко справиться. Он был очень длинен, и нам долго не удавалось провести его через очаг в трубу. Поставив наконец шест в трубу, я привязал к поясу веревку и лопату и полез вверх, цепляясь руками и ногами. Через минуту я уже был на крыше. Прежде всего мне нужно было отгрести снег лопатой, чтобы освободить себе хоть маленькое место. Хижина наша была почти совсем занесена снегом, на крыше он лежал фута на три. Кругом было все бело, только на горизонте чернели верхушки сосен в лесу. Как раз в эту минуту порыв ветра разорвал черные тучи, и солнце вдруг облило все ярким, ослепительным блеском. Мне было очень холодно. Отгребая снег на крыше, я нашел затворку для трубы и укрепил ее, привязав веревку к блоку, чтобы мы могли открывать и закрывать ее, по мере надобности. Эта работа меня согрела. Спустившись вниз, я попробовал затворку, дергая за веревку, проведенную через очаг в кухню, – она открывалась и закрывалась свободно. Платье мое все перепачкалось в саже, но у меня не было другого, и вымыть его было негде. Мы затопили камин и опустили затворку, оставив только необходимое отверстие для дыма. Так сидели мы у огня, не зажигая лампы, чтобы экономить масло, которого у нас было очень немного. Это последнее обстоятельство заставляло нас оставаться большую часть дня в темноте, отчего день казался еще томительнее и длиннее. Впрочем, может быть, мне было особенно тяжело вследствие того, что я находился в постоянном ожидании, что нас придут спасать. Дедушка говорил, что, наверное, отец благополучно пришел домой, но потом дороги так занесло снегом, что ему не было возможности прийти за нами.
Огонь в камине догорел, мы закрыли наглухо затворку и легли спать, с надеждой, что завтра, может быть, за нами придут. Но утром эта надежда исчезла. Снег, должно быть, не переставая шел всю ночь, так как мы с трудом отворили нашу затворку. Дедушка говорит, что нужно приучать себя к мысли, что мы останемся в нашей темнице до весны. Как-то дошел отец домой? Как он, вероятно, мучается за нас, если он жив!
Прошедшей весной я провел у него здесь несколько дней и принес с собой бумагу, перья и чернила, так как он не хотел, чтобы я бросал свои занятия, когда не ходил в школу. Уходя домой, я хотел взять все это с собой обратно, но он посоветовал мне спрятать здесь в шкафу, чтобы не приносить в другой раз. И вот теперь мне так пригодился этот маленький запас.
24 ноября
Я весь дрожу от ужаса при мысли о том несчастии, которое едва не случилось с нами! Погребены под снегом и чуть не погибли от пожара! Это новая опасность, о которой мы прежде не думали и от которой должны себя оберегать. Мы сидели у огня и, чтобы скоротать время, занялись с дедушкой арифметикой, причем я делал свои вычисления на золе. Огонь на очаге
– Убирай как можно дальше все, что может загореться! – закричал он мне.
Пока я исполнял его приказание, пламя разгоралось все сильнее и сильнее.
Он придерживал горящую солому кочергой, чтобы она не разлеталась и не падала на пол. Какие ужасные минуты мы переживали! Искры от сухой соломы могли разлететься всюду, попасть на постель в углу, или на загородку, отделяющую нас от хлева, или на деревянные балки на потолке… Быстро, в одну минуту, сгорела солома, но мне казалось, что этой минуте не будет конца! Со страхом поспешно затушили мы все оставшиеся искорки на очаге и вдруг очутились в полнейшей темноте, все еще опасаясь, что где-нибудь снова вспыхнет залетевшая искра. Мало-помалу дым вышел в трубу, мы зажгли лампу и увидели, что черны, как трубочисты. Слава Богу, наша хижина уцелела и мы были спасены, отделавшись легкими ожогами на руках и ногах.
Приведя в порядок комнату, мы начали рассуждать с дедушкой о том, как предохранить себя на будущее время от такой страшной опасности.
– Прежде всего, – сказал дедушка, – у нас нет ни капли воды, и мы до сих пор об этом не подумали. В сыроварне стоит пустая бочка. Выбьем с одной стороны дно и набьем ее снегом; он скоро растает, и у нас будет запас воды.
Недолго думая, мы прикатили бочку и принялись за работу. Скоро дно было выбито, бочка поставлена у двери, оставалось отворить дверь, чтобы достать снегу. Чего другого, а снегу у нас было вдоволь.
Сердце сжалось у меня, когда я, отворив дверь, увидел высокую белую стену, отделявшую нас от всего мира!
25 ноября
Снег идет и идет без конца. Все труднее и труднее открывать затворку в трубе. Я вылезаю на крышу и сгребаю с нее снег, оставляя небольшой слой, чтобы защитить нас от холода. Эта работа служит мне большим развлечением: приятно выйти хоть ненадолго из нашей темницы, несмотря на то что кругом тоже невесело. Ничего, кроме необозримого белого поля и черного неба; даже верхушки сосен, которые я еще недавно видел на горизонте, исчезли под массой снега.
Когда я был в школе, мне приходилось читать о путешествиях по Ледовитому океану или в полярных странах, и мне кажется теперь, что мы такие же путешественники.
Но ведь большая часть несчастных путешественников, страдавших от холода, спасались от больших опасностей и возвращались в конце концов на родину. Может быть, и мы еще увидим отца и родную деревню.
Осматривая нашу хижину, мы нашли кое-какие запасы, которые нас весьма порадовали. Так, например, сена и соломы хватит для нашей Белянки на целый год. Нам нужно очень заботиться о ней, чтобы она не перестала давать молоко – наше единственное питание. Нашли мы еще картофель, который спрятали в солому, чтобы он не замерз. Дров было тоже порядочно сложено в хлеву, но все-таки их может не хватить на длинную зиму, потому мы начали экономить и дрова, заменяя их иногда сосновыми шишками, которых я набрал очень много еще весной. У нас не холодно – снег хорошо защищает нас от холода и ветра; немало помогает в этом отношении и затворка на трубе. Из утвари многое было уже унесено в деревню. Особенно жалели мы о большом котле, в котором делали сыр. У нас осталось несколько кухонных принадлежностей и, кроме того, топор, старый и весь зазубренный, да такая же старая пила. У нас обоих есть еще карманные ножи.
Из съестных припасов нам не хватало главного – хлеба, мы нашли его очень немного, и он оказался совершенно засохший. В старом стенном шкафу мы нашли соль, немного молотого кофе, масла и свиного сала.
– Вот это кстати, – сказал я, увидев сало.
– Да, – ответил дедушка, – но только мы его не будем употреблять для кушанья, а лучше побережем для лампы, когда у нас выйдет масло. Ведь тебе приятнее будет поесть похуже, но иметь огонь, чем сидеть в темноте?
– Конечно, – воскликнул я, – особенно когда сидишь в потемках с утра до вечера!