Рождественский подарок
Шрифт:
– Да, я еще не встречал человека, которому бы удалось обыграть Золотого дракона в вай Ки.
– Пан Гродецкий тоже там? – осведомился я.
– Нет, – ответила индианка, – поляка я в гостиной не видела, – она покачала головой.
– А жаль, – разочарованно протянул я. – Мне нужно, чтобы пан Станислав на какое-то время оставил свою комнату пустовать…
– Вы снова что-то задумали, – догадалась Мира. – Этот человек опасен! – взволнованно проговорила индианка. – По-моему, Яков Андреевич, – вы играете с огнем, – добавила она.
– Тебе ли об этом говорить?! – воскликнул я.
– Ну, ладно! Ладно! – замахала
– А это чудесная мысль! – заметил я.
– Я рада, Яков Андреевич, что вы оценили мою идею по достоинству, – заулыбалась Мира.
VII
Итак, я попросил моего Золотого дракона отвлечь господина Гродецкого, который последнее время старался особенно не показываться никому на глаза. Я чувствовал, что он виновен в гибели князя, но мне пока не предоставилось ни единой возможности доказать вину пана Станислава. Единственной своей огромной удачей я считал находку дневника князя Титова. По крайней мере мне теперь было ясно, как ко мне относится Иван Сергеевич Кутузов, командор Красного креста, член капитула ордена «Золотого скипетра», которого я считал своим другом и наставником. Именно он когда-то вручил мне пятиконечную звезду масона – Подмастерья… Сколько времени утекло с тех пор?!
Мой дорогой Кинрю, как всегда, не сумел мне отказать и отправился к господину Гродецкому, коротавшему в одиночестве часы, оставшиеся до ужина. Я не знаю, как ему удалось убедить пана Станислава, но спустя четверть часа тот уже сидел в гостиной и играл с Юкио Хацуми в вай Ки.
Тем временем я отправился в людскую, так как лакей Григорий сказал мне, что там я смогу увидеть Грушеньку, у которой я надеялся раздобыть ключи от комнаты Гродецкого, тщательно ее запиравшего.
Однако Грушеньки в людской не оказалось, и высокая горничная Машенька с иссиня-черной косой до пояса сказала мне, что ключница ушла в свою комнату. Оказывается, она располагалась у нее на втором этаже.
На этот раз мне, наконец-то, повезло, и я застал экономку в ее апартаментах. Грушенька занимала маленькую, скромно, но, тем не менее, уютно обставленную комнату.
– Яков Андреевич! – всплеснула она руками. – Что-то случилось?! – запричитала она. – Что-то с барышней Мирой?
Или с барыней Ольгой Павловной?! – ужаснулась девушка.
– Нет-нет! Успокойся! – замахал я руками. – Я только хотел попросить тебя о помощи…
– О помощи? – удивилась Грушенька.
– Да, – подтвердил я. – О маленькой услуге!
Говоря откровенно, услуга эта была не такой уж маленькой. Но я предпочел умолчать об этом.
– Что вы имеете в виду? – спросила Грушенька.
– Мне нужен ключ от комнаты Гродецкого, – ответил я.
– Но… – замялась Грушенька, – я не могу. Если узнает Ольга Павловна… – девушка испуганно округлила глаза.
– Милая Грушенька, – начал я, – ты ведь уже оказывала Мире такого рода услугу. Ничего не случится, – заверил я ее, – и Ольга Павловна ничего не узнает!
– Ну, хорошо! – наконец-то решилась девушка. Она опасливо осмотрелась по сторонам, а потом протянула мне ключ. – Яков Андреевич, – попросила Грушенька, – постарайтесь, пожалуйста, чтобы вас никто не заметил, – она молитвенно сложила руки у себя на груди.
Я пообещал ей, что постараюсь.
Миновав
Как оказалось, проделал я это исключительно своевременно, потому как из комнаты господина поляка вышел квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев, о котором, искренне говоря, я успел уже несколько позабыть.
Чертыхаясь вполголоса, Лаврентий Филиппович запер дверь на ключ и поспешил в сторону гостиной. Мне оставалось только гадать, удалось ли ему что-нибудь найти… Я полагал, что – вряд ли! Но чем черт не шутит?
Дождавшись, когда квартальный совсем скрылся с глаз, я вошел в комнату, отведенную в хозяйском доме господину Гродецкому.
За окнами свинцовым дымом сгустились сумерки, поэтому в комнате было темно. Мне пришлось зажечь толстую свечу в бронзовом подсвечнике, чтобы я сумел разглядеть хоть что-то.
Первым делом мне бросилась в глаза на стене коллекция охотничьих турецких трубок, которую, судя по всему, пан Гродецкий везде возил с собою по свету. Я не сомневался, что господин Станислав не расставался с нею и в Индии.
Я снял со стены одну из старинных трубок и поднес ее к свету. С одной стороны я обнаружил на ней выгравированную эмблему дикого камня – одного из масонских символов – и соответствующую ей надпись на польском языке. Мне было известно, что работы в великом польском капитуле происходили теперь на родном языке его членов. Я полагал, что надпись на трубке была сделана совсем недавно. Впрочем, это не доказывало ровным счетом ничего, кроме того, что пан Станислав Гродецкий принадлежал к одной из польских масонских лож.
Я вернул трубку на место и подошел к письменному столу, на котором стояла чернильница и лежало несколько чистых листов бумаги. Ящики письменного стола оказались запертыми на ключ.
В этот момент я пожалел, что со мною не было моего верного ангела-хранителя. Я дернул за ручку один из ящиков, и он неожиданно поддался. К моему счастью, Станислав забыл его запереть. Я выдвинул ящик наружу и обнаружил в них один из брульонов, наподобие тех, что мне удалось найти в кабинете покойного Николая Николаевича, похороны которого должны были состояться через день. Но это письмо было адресовано самому Николаю Николаевичу Новосильцову. Однако и наличие данного черновика, написанного рукою князя, в комнате пана Гродецкого само по себе также ничего не доказывало. Я положил его обратно в ящик, который задвинул в стол.
Потом я взял в руки свечу и стал вдоль и поперек осматривать комнату. Неожиданно я поскользнулся и едва не растянулся на вощеном паркетном полу. Каково же было мое удивление, когда под стулом орехового дерева я обнаружил золотую сережку в виде колокола, которая определенно принадлежала Мери-Энн. Я поднял ее положил в карман, чтобы она вдруг не испарилась, как шарф Гродецкого и белые женские перчатки в комнате англичанки.
Я все перевернул вверх дном в апартаментах поляка и, кстати, обнаружил пропажу в гардеробе Гродецкого. У меня почти не оставалось сомнения, что именно он и ударил меня по голове перед тем, как в комнату Мери-Энн вернулся Кинрю, который и привел меня в чувство. Между прочим, голова у меня все еще до сих пор побаливала.