Рождество Эркюля Пуаро (другой перевод)
Шрифт:
– Как, по-твоему, мы должны поступить?
Хильда немного поколебалась перед ответом. Она слышала мольбу в голосе мужа, знала, что он со дня свадьбы во всем полагался на нее, и прекрасно понимала, что в состоянии повлиять на его решение. Но именно по этой причине Хильда остерегалась высказывать определенное мнение.
– Это зависит от тебя, Дэвид, – произнесла она успокаивающим тоном, каким разговаривают опытные няни в детской.
Хильда Ли не отличалась красотой, но тем не менее обладала магнетическими свойствами, присущими портретам голландских живописцев.
Дэвид встал и начал ходить взад-вперед. Его волосы были лишь чуть тронуты сединой, а во внешности чувствовалось что-то мальчишеское. Кроткое выражение лица напоминало рыцаря с картины Бёрн-Джонса [3] . Оно казалось каким-то нереальным…
– Ты знаешь мое мнение, Хильда, – с тоской сказал Дэвид.
– Я в этом не уверена.
– Но я ведь говорил тебе снова и снова, как я ненавижу этот дом и это место! С ними у меня ничего не связано, кроме горя! Я ненавижу каждую минуту, проведенную там! Когда я думаю, как страдала моя мать…
3
Бёрн-Джонс, Эдвард Коули (1833–1898) – английский художник.
Хильда сочувственно кивнула.
– Она была так добра и терпелива! – продолжал Дэвид. – Постоянно болела, часто не могла подняться с постели, но терпела все. А отец… – Его лицо помрачнело. – Он все время унижал ее, изменял ей, и не только этого не скрывал, но даже похвалялся своими любовными связями!
– Ей не следовало с этим мириться, – заметила Хильда Ли. – Она должна была оставить его.
– Мама была слишком благородна, чтобы так поступить, – укоризненно отозвался Дэвид. – Она считала своим долгом быть рядом с мужем. А кроме того, там был ее дом – куда еще она могла пойти?
– Она могла начать жить своей жизнью.
– Только не в то время! – горячо возразил Дэвид. – Ты не понимаешь. Женщины тогда не вели себя так. Им приходилось все терпеть. К тому же мама должна была думать о нас. Если бы она развелась с отцом, он, возможно, женился бы снова, у него появилась бы вторая семья, и это отрицательно сказалось бы на наших интересах. Ей нужно было все это учитывать.
Хильда не ответила.
– Нет, мама поступила правильно, – не унимался Дэвид. – Она была святая! Терпела все до конца и никогда не жаловалась.
– Едва ли никогда, иначе ты бы не знал обо всем этом, – резонно указала Хильда.
Лицо Дэвида просветлело.
– Да, мама многое мне рассказывала… Она знала, как я люблю ее. Когда она умерла… – Он не окончил фразу и провел ладонью по волосам. – Это было ужасно, Хильда! Мама была еще молодой – она могла прожить долго. Отец убил ее! Он виноват в ее смерти! Он разбил ей сердце! И тогда я решил, что не стану жить с ним под одной
– Ты правильно поступил, – кивнула Хильда.
– Отец хотел, чтобы я занялся бизнесом, – продолжал Дэвид. – Но тогда мне пришлось бы остаться дома, а я бы не смог этого вынести. Не знаю, как Элфред выдержал все эти годы!
– И он ни разу не взбунтовался? – с интересом спросила Хильда. – Кажется, ты говорил, что ему пришлось отказаться от какой-то карьеры.
Дэвид кивнул:
– Элфред собирался в армию. Отец спланировал наше будущее. Дэвид-старший должен был поступить в кавалерийский полк, Харри и я – заняться бизнесом, а Джордж – заниматься политикой.
– Но получилось совсем не так?
Дэвид покачал головой:
– Харри все испортил. Он всегда был необузданным – влезал в долги и в другие неприятности. В один прекрасный день Харри уехал, прихватив с собой несколько сотен фунтов, не принадлежавших ему, и оставив записку, что не желает торчать целыми днями в офисе и намерен повидать мир.
– И вы больше никогда о нем не слышали?
– Еще как слышали! – рассмеялся Дэвид. – Харри телеграфировал буквально со всех концов света, прося денег, и обычно добивался своего!
– А Элфред?
– Отец заставил его уйти из армии, вернуться домой и заняться бизнесом.
– И он не возражал?
– Поначалу очень возражал. Но отец всегда мог обвести Элфреда вокруг пальца. Думаю, он до сих пор у отца под каблуком.
– А тебе удалось избежать этого?
– Да. Я приехал в Лондон и стал учиться живописи. Отец ясно дал мне понять, что если я займусь таким бесполезным делом, то могу рассчитывать лишь на маленькое содержание, покуда он жив, и ни на что после его смерти. Я ответил, что меня это не волнует. Он назвал меня молодым ослом, и с тех пор мы не виделись.
– И ты никогда об этом не сожалел? – мягко спросила Хильда.
– Никогда. Я понимаю, что не стану великим художником, но мы с тобой счастливы в этом коттедже, и у нас есть все необходимое. А если я умру, ты получишь страховку. – Помолчав, он добавил: – И вот теперь – это! – Дэвид хлопнул ладонью по письму.
– Мне жаль, что твой отец написал тебе, если это тебя так огорчает, – сказала Хильда.
Дэвид продолжал, как будто не слышал ее:
– Он приглашает меня приехать с женой и выражает надежду, что вся семья соберется вместе на Рождество! Что это значит?
– Разве в этом обязательно должен иметься какой-то скрытый смысл? – спросила Хильда.
Дэвид недоуменно посмотрел на нее.
– Я имею в виду, – улыбаясь, объяснила она, – что твой отец стареет и начинает испытывать сентиментальные чувства относительно семейных связей. Такое часто случается.
– Пожалуй, – согласился Дэвид.
– Он стар и одинок.
Дэвид бросил на нее быстрый взгляд:
– Ты хочешь, чтобы я поехал, не так ли, Хильда?
– Мне кажется, следует принять приглашение, – медленно ответила она. – Может быть, я старомодна, но почему бы не провести Рождество мирно, в семейном кругу?