Рождество по-новорусски

Золотько Александр Карлович

– А что я должен делать? Просить, чтобы ты не стреляла? Это же ты мне должна сказать, чего целишься в голову. А я должен испугаться, проникнуться твоей правотой и либо позорно просить о пощаде, либо гордо принять пулю. Если я пока съем еще один апельсин – ты не будешь возражать?

– Это вы убили его. Вы!

– Мы – это я? – уточнил Гринчук. – А он – это Гена?

– Да, вы убили Гену, вы опозорили его, довели до самоубийства! – повысила голос Мила.

– Т-с-с, тише, пожалуйста, – Гринчук поднес палец к губам. – Ты же не хочешь, чтобы

на твой крик прибежал мой помощник и прервал наш разговор? По глазам вижу, не хочешь. Ты хочешь меня убить. Не отвлекайся от темы.

Мила судорожно вздохнула, но дуло пистолета смотрело в живот Гринчуку, не отрываясь.

– Он был… лучший… самый лучший… он любил меня, а вы…

– А я что?

– Вы его…

– Ты уже говорила – я его убил. Дальше, не повторяйся, а то я умру, так и не дослушав все до конца. Только я его до самоубийства не доводил, Мила.

– Да, конечно, – выдохнула Мила, – это он сам решил все, сам выстрелил себе в висок.

– Этого я не говорил, – чуть улыбнулся Гринчук.

У него в кармане вдруг подал голос мобильный телефон, но Гринчук на это внимания не обратил.

– Что? – не поняла Мила.

– Самоубийства не было, – сказал Гринчук. – Было банальное убийство. Как не было вашей любви, а был элементарный обман.

– Не смейте! – выкрикнула Мила.

Ей было уже наплевать на то, что на крик может кто-то прибежать. Ей было все равно. Совершенно все равно.

Мила нажала на спуск.

* * *

– Гринчук не отвечает, – сказала Инга Владимиру Родионычу. – Вызов проходит, но он не отвечает.

– Хорошо, – кивнул Владимир Родионыч, – через несколько минут снова ему позвоните, а потом соедините со мной.

– Хорошо, – Инга мельком взглянула на сидящего в кресле Полковника и вышла из кабинета.

– Что вы можете сказать по этому поводу, уважаемый Полковник? – поинтересовался Владимир Родионыч. – Что скажете?

Полковник ответил не сразу. Он украсил лист бумаги перед собой еще несколькими зигзагами, отложил ручку и только после этого посмотрел на хозяина кабинета.

Выглядел Полковник усталым и немного раздраженным.

– Что скажете? – повторил свой вопрос Владимир Родионыч.

– Что скажу… А что вы хотите от меня услышать? Что я в очередной раз не понимаю Гринчука? Вы хотите услышать, что не вы один запутались в поступках и намереньях начальника оперативно-контрольного отдела? Хорошо, я это говорю. Я уже и сам не понимаю, что именно нужно Гринчуку. Еще вчера вы были уверенны, что он, как это у них говорят, ссучился, положил на все и решил урвать себе денег…

– А вы не были в этом уверенны?

– Не так сильно, но… – Полковник развел руками. – Мы ведь точно знали, что все нормально, что все чисто, что ничего непонятного в деле не осталось… И вдруг эти трое…

Полковник снова развел руками.

– Если все действительно организовал этот охранник Липских, то не понятно, кто навел, как это, – Владимир Родионыч запнулся, припоминая, – Батона на завод.

–

Причем, очень конкретно и вовремя, – задумчиво добавил Полковник. – Указал не только место, но и время, когда нужно было туда явиться. Этот неизвестный точно знал, где содержат похищенного мальчишку.

– А Гринчук знал, что не все так просто… – закончил Владимир Родионыч.

Владимир Родионыч вдруг засмеялся.

– Анекдот вспомнили? – спросил Полковник.

– Вспомнил, как вчера в этом кабинете вдруг впал в истерику, – Владимир Родионыч достал из кармана носовой платок и промокнул уголки глаз. – Все было так понятно – Гринчук хочет найти деньги. А сегодня…

Владимир Родионыч снова засмеялся.

– А сегодня вы уже полагаете, что он не хочет найти деньги?

– А сегодня я точно знаю, что бессмысленно пытаться оценивать действия этого безумного подполковника до тех пор, пока он не достигнет задуманного результата. Во всяком случае, если бы он не устроил всего этого бардака в милиции и на телевидении, продолжить дело мы бы ему не позволили.

– И он не смог бы искать деньги, – подсказал Полковник.

– Вам нравится портить мне настроение? – спросил Владимир Родионыч.

– А у вас есть, что портить?

– Представьте себе! – Владимир Родионыч похлопал ладонью по столу. – Я сейчас с большим интересом жду, что еще вспомнят эти трое молодчиков. Думаю, что Игорь Иванович Шмель сможет выяснить у несчастного Батона все.

– Но меня больше интересует мнение по этому поводу Гринчука, – сказал Полковник.

– Инга! – позвал Владимир Родионыч. – Что там с Гринчуком?

* * *

Мила нажала на спуск трижды. И жала бы еще, если бы из-за плеча у нее вдруг неожиданно не появилась рука Михаила и не отобрала оружие.

– Так я все-таки возьму апельсинку? – сказал Гринчук. – Так получилось, что в детстве я их не наелся. У меня было трудное безапельсиновое детство.

Мила смотрела на него, не веря в случившееся.

Пистолет не выстрелил.

– Понимаешь, – сказал Гринчук, обдирая пальцами шкурку со следующего апельсина. – Обычно, если в пистолете вынуть боек, то пистолет не стреляет. Патроны в магазине есть, затвор передергивается, можно хоть всю обойму таким образом выщелкнуть. Но понять, что пушка не бабахнет, сможет только тот, кто разбирается в устройстве пистолета, а не только умеет нажимать на спуск.

Губы Милы задрожали, но она не заплакала. Сдержалась.

– Куда мы катимся? – спросил Гринчук, ни к кому не обращаясь. – Чтобы отомстить за подонка, малолетняя дура решает убить человека, который ее от этого подонка спас.

– Гена не подонок! – закричала Мила. – Это вы – убийцы. И уроды! Вы убили его!

– А ты меня убивать, значит, не собиралась? – уточнил Гринчук.

– А вы заслужили смерть. Заслужили! Вы…

– И почему на меня последнее время все кричат? – огорчился Гринчук. – Орут и орут. И каждый норовит в душу плюнуть. Обижусь я на вас на всех…