Рождество в Шекспире

Харрис Шарлин

Бобо выжидающе посмотрел на меня.

— Ну и все.

— О, ничего себе, Лили, — сказал он как юноша своего возраста. — Ты когда-нибудь вообще ходила по магазинам?

Тем же вечером я разложила свои покупки на кровати. Я могла рассчитаться платежной картой, но всего заработка хватило бы надолго.

Пара хорошо подрезанных черных брюк. На одну вечеринку я надену их с золотым атласным жилетом и белой шелковой блузкой. На вторую я надену их с голубой шелковой блузкой и черным жакетом. Обувь подойдет к черному костюму, или пара синих кожаных туфель, которые были в продаже. Я могу надеть свой хороший черный костюм на репетиционный обед. На званый обед у меня было белое платье,

без рукавов, которое я могла зимой носить с черным жакетом, а летом — без. У меня были правильные украшения для каждого наряда, я купила пару золотых сережек-колец и большую золотую брошку непонятной формы. У меня уже имелись алмазные сережки и алмазная брошка, которые оставила мне бабушка.

Все это благодаря советам Бобо.

— Ты, должно быть, прочел журналы для девочек Эмбер Джин, — обвинила я его. У Бобо была младшая сестра.

— Не-е. Единственная мудрость для посещения магазина, которую я могу предложить, это «Все должно соответствовать или сочетаться». Кажется, узнал от мамы. У нее целые полки одежды, которую можно скомбинировать.

Я должна запомнить это. Раньше я два раза в год убиралась в шкафах Уинтропов.

— Ты живешь дома? — спросила я, когда он развернулся, чтобы уйти. Из-за напряженной ситуации с Уинтропами мне было неудобно задавать Бобо вопросы, касающиеся его семьи.

— Нет. У меня здесь есть квартира. На Черт-Авеню. Я просто приехал подготовиться к весеннему семестру. — Бобо вспыхнул, впервые выглядя неуклюже. — Я пытаюсь проводить какое-то время дома, чтобы мои не чувствовали себя… брошенными. — Он провел пальцами по распущенным светлым волосам. — Ну, а как у тебя обстоят дела? Ты все еще встречаешься с тем частным детективом?

— Да.

— Все еще работаешь? — сказал он, уходя от опасной темы.

Я закивала.

Он обнял меня снова и пошел по своим делам, оставив меня с продавщицей по имени Марианна. Она сосредоточила внимание на нас, когда Бобо присоединился ко мне, а теперь, когда он ушел, она застряла со мной.

После того, как я отошла от шока, купить новую одежду казалось отличной идеей. Я отрезала ценники и повесила все новые вещи в шкаф в гостевой спальне, а чтобы одежда не морщилась, оставляла промежутки. На следующий день я время от времени смотрела на них, подозрительно приоткрывая дверь, как будто моя новая одежда могла вернуться в магазин.

Я всегда была очень осторожна с косметикой и волосами; ноги мои были как попка младенца. Мне нравилось знать, как я выгляжу; и мне нравилось управлять этим. Но я не хотела, чтобы люди оборачивались и глазели на меня, я не хотела, чтобы люди замечали меня. Джинсы и свитера, которые я носила, когда убиралась в домах, купала собак, покупала по списку товары в бакалее, действовали как камуфляж. Практичный, дешевый камуфляж.

Если я надену новую одежду, люди будут на меня смотреть.

Мне стало неудобно из-за всех этих изменений и перспективы возвращения в Бартли, поэтому, чтобы отвлечься я погрузилась в работу. Я все еще каждую субботу убирала офис Кэрри Труш. Та упомянула, что я должна приходить почаще, но мне стало как-то неприятно, вдруг она уверена, что у меня туго с финансами. Жалости не место в деловых соглашениях или дружбе.

Я убиралась в доме Дринквотерса, офисе турагента и офисе доктора Сайзмора. Я до сих пор убиралась в квартире Дидры Дин, и много времени работала на миссис Розитер, которая сломала руку, когда выгуливала Дурвуда, своего старого кокер-спаниэля. Но этого было недостаточно.

Я и в самом деле получила работу по украшению еще двух офисных Рождественских елок. Хорошенько поработала с одной и отлично поработала с другой, на которой была очень видима

реклама, так как она стояла в офисе торговой палаты. Я использовала птиц и фрукты для украшений, теплые приглушенные тона и тщательно скрыла огоньки, делая дерево более спокойным, чем некоторые из увиденных мною в городе.

Я прекратила заказывать газеты из Литл-Рока, чтобы сократить расходы, пока мой список клиентов не вырастет. Таким образом, во вторник днем я была в офисе доктора Сайзмора, когда увидела воскресный выпуск упомянутой газеты. Я подхватила его, чтобы бросить в мусорную корзину, и мой взгляд случайно зацепился за заголовок «Нераскрытые преступления — никакого счастливого праздника». Газета была датирована спустя два дня после Дня благодарения, это подсказало мне, что один из сотрудников офиса засунул ее куда-то, а перед Рождественской уборкой откопал.

Я опустилась на край стула приемной, чтобы прочитать первые три абзаца.

Из года в год они пытались разместить на страницах газеты как можно больше историй, связанных с праздником, в вестнике «Арканзас демократ» брали интервью у членов семей убитых (если убийство не было раскрыто) или похищенных (если похититель не был найден).

Я бы не продолжила читать статью, вызвавшую впоследствии череду неприятных воспоминаний, если бы не фотография малышки.

Заголовок под фотографией гласил: «Саммер Дон Макклесби на момент ее исчезновения. О местонахождении Саммер ничего неизвестно на протяжении восьми лет».

На фотографии она была крошечным младенцем, может быть, неделю от роду. Маленький кружевной бантик каким-то чудом обхватывал редкие прядки волос малышки.

Хотя я знала, что расстроюсь, но все равно стала выискивать имя ребенка в колонке текста. Оно всплыло после историй о трех матерях, застреленных в банке в Сочельник, и о девушке-клерке, работающей в магазине, которую изнасиловали и зарезали ножом в ее день рождения, совпавший с Днем благодарения.

«Восемь лет назад на этой неделе, Саммер Дон Макклесби украли из детского кресла Порше ее родителей, живших в пригороде Конвея, — так началась статья. — Тереза Макклесби, готовясь к походу по магазинам, оставила свою грудную дочь в машине, на минуту зайдя в дом, чтобы забрать пакет с письмами, которые собиралась отправить в преддверии Рождества. Пока она находилась в доме, зазвонил телефон, и хотя Макклесби уверена, что отсутствовала не больше пяти минут, к моменту ее возвращения Саммер Дон исчезла».

Я закрыла глаза. Свернула газету, чтобы не читать остальную часть истории и отправила ее в мусорную корзину, как будто она была заражена горем и страданиями, подразумеваемыми в той личной истории.

Тем вечером я собиралась на прогулку.

В некоторые ночи сон играл со мной злую шутку и уходил. В те ночи независимо от усталости, независимо от необходимости восполнить энергию на предстоящий день, я шла прогуляться. По сравнению с прошлым годом это случалось не так часто, но так все-таки случалось, возможно, раз в две недели.

Иногда я проверяла, что никто не видел меня. Иногда я шагала посередине улицы. Мои мысли редко бывали приятными, и все же мой ум не мог больше находиться в ладу с телом.

Я никогда не понимала этого.

В конце концов, я часто говорю себе: «Плохое уже произошло. Больше бояться я не должна».

Разве не все ждут плохого? Каждая женщина, которую я когда-либо знала, ждала чего-то плохого. Возможно, у мужчин тоже есть что-то Плохое, и они не допускают его. Плохое для женщины — это, конечно, похищение, изнасилование, удары ножом; потом остановка кровотечения, и вот она объект отвращения и жалости для тех, кто обнаруживает ее, будь она мертвой или живой.