Рождество в Шекспире

Харрис Шарлин

Я тайком разглядывала его, когда мы переставляли некоторые подарки на новый стол. Папа выглядел не очень хорошо. Его лицо казалось краснее, чем должно было быть, ноги, казалось, болели, а руки немного дрожали. Я знала, что ему поставили диагноз: высокое кровяное давление и артрит.

Возникла неловкая пауза, когда мы завершили нашу задачу.

— Поехали в мою квартиру, посмотрим платье, — предложила Верена.

— Хорошо.

Мы сели в автомобиль Верены для короткой поездки в ее квартиру, которая располагалась в небольшом желтом

домике, стоящем рядом с большим старым желтым домом, где жили Эмори и Мередит Осборн с их маленькой дочкой и новорожденным ребенком, объяснила Верена.

— Когда Осборны купили этот дом у старой миссис Смитертон, она собиралась уехать в поместье Кизил, я говорила тебе? Я волновалась, что они поднимут арендную плату, но они этого не сделали. Они мне оба нравятся, хоть вижу их я нечасто. Девочка такая милая, всегда с бантиком в волосах. Она иногда играет с Анной. Время от времени Мередит забирает Анну и малышку О’Шисов после школы.

Мне кажется, я вспомнила, что О’Шисы — это пресвитерианский священник и его жена. Они приехали сюда после моего переезда в Шекспир.

Верена продолжала болтать, как будто только и ждала, чтобы рассказать мне свою жизнь во всех подробностях. Или как будто она чувствовала себя со мной неловко.

Мы съехали с дороги и проехали к большому дому, чтобы припарковаться. Ее дом был копией большого в миниатюре, сделанной с бледно-желтой обшивкой, темно-зелеными ставням и белой отделкой.

Во дворе играла маленькая девочка, худенький ребенок с длинными каштановыми волосами. Конечно же, веселый красно — зеленый бант торчал прямо над ее челкой. В этот холодный день она была одета в тренировочный костюм, а сверху еще и в пальто и наушниками, но, тем не менее, похоже, ей было холодно. Она помахала, когда Верена вышла из своего автомобиля.

— Привет, мисс Верена, — прокричала она вежливо. В руках она держала мяч. Когда я вышла из пассажирской двери, она уставилась на меня с любопытством.

— Ева, это моя сестра — Лили. — Верена повернулась ко мне. — У Евы тоже есть сестра.

— Как ее зовут? — спросила я, чувствуя необходимость в вопросе. Я очень неуверенно чувствовала себя с детьми.

— Джейн Лилит, — пробормотала Ева.

— Как мило, — сказала я, потому что не могла придумать, что еще можно добавить.

— Сейчас твоя сестричка спит? — спросила Верена.

— Да, и мама тоже, — сказала девочка несчастно.

— Пошли, посмотрим мое платье, — пригласила Верена.

Ева по — настоящему оживилась. Верена умела ладить с детьми. Мы поплелись в небольшую гостиную дома, а потом последовали за Вереной в ее спальню. Дверь в гардеробную была открыта, свадебное платье висело на специальной вешалке поверх двери, укрытое чехлом.

Ну, это было белое, подвенечное платье.

— Оно прекрасно, — сказала я мгновенно. Дурой я не была.

Ева была охвачена благоговейным трепетом.

— О-о-о-о, — сказала она, затаив дыхание.

Верена рассмеялась, и я, глядя на сестру, увидела,

каким теплым и отзывчивым было ее лицо, какой добродушной она выглядела.

— Я рада, что тебе нравится, — сказала она и продолжила говорить понятно для ребенка, что было совершенно не по мне.

— Ты можешь приподнять меня, чтобы я посмотрела вуаль? — спросила Ева Верену.

Я посмотрела туда, куда указывала девочка. Метры и метры фаты ее были приспособлены к тщательно продуманной диадеме, висевшей рядом с платьем.

— О, дорогая, я не смогу тебя поднять, ты слишком большая для меня, — сказала Верена, качая головой. Я чувствовала, что мои брови ползут вверх. Как такое возможно, что Верена не в состоянии поднять эту девочку? Я оглядела ребенка. Семьдесят пять фунтов, отлично. Я присела на корточки, обхватила ее руками и подняла.

Ева завизжала от удивления и восхищения. Она извернулась, чтобы посмотреть вниз на меня.

— Тебе видно? — спросила я.

Ева исследовала фату, восхищаясь блестящей, расшитой блестками диадемой, ее глаза на мгновение стали мечтательными.

— Теперь можешь опустить меня, — сказала она наконец, и я опустила ее на пол. Девочка повернулась, чтобы пристально посмотреть на меня, оценивая.

— Ты действительно сильная, — сказала она восхищенно. — Держу пари, тебя никто не обижает.

Я практически на вкус почувствовала внезапное молчание Верены.

— Нет, — сказала я малышке. — Теперь меня никто не обижает.

Узкое личико Евы стало задумчивым. Она поблагодарила Верену за то, что та показала ей платье и фату очень вежливо, но казалась почти отрешенной, сказав, что должна возвращаться домой.

Верена посмотрела, как Ева уходит.

— О, Дил пришел! — воскликнула она счастливым голосом. Я смотрела на белый полиэтилен, окутывающий платье, дольше, чем нужно, а потом последовала за Вереной в гостиную.

Я знала Дила Кинджери с тех самых пор, как он переехал в Бартли. Он только начал встречаться с Вереной, когда случилось настоящее извержение в моей жизни. Он очень утешал мою сестру в течение того времени, когда вся семья нуждалась в помощи.

Они продолжали встречаться с тех пор. Это были достаточно долгие отношения для Верены, ее из-за этого слегка дразнили коллеги в крошечной больнице Бартли.

Глядя на Дила теперь, я задалась вопросом, почему он подволакивал ноги. Я не думала, что он отгонял других женщин палкой. Дил был очень хорош собой и очень приятен в общении, но вряд ли на него оглядываются посмотреть еще раз. У жениха моей сестры были редеющие волосы песочного света, привлекательные карие глаза, очки в проволочной оправе и счастливая улыбка. Его дочь, Анна, была худенькой девочкой восьми лет с толстыми каштановыми волосами по плечи, которые были легче, чем у ее отца. У Анны были папины глаза и улыбка. Мать Анны умерла, когда девочке было приблизительно восемнадцать месяцев, как сказал нам Дил, она погибла в автокатастрофе.