Рози — моя родня
Шрифт:
— Здесь, — сообщил Этельберт, картинно прислонясь к одной из дверей, — находится моя гримерная.
Небольшая карточка на двери поразила Адриана надписью «ЭТЕЛЬБЕРТ КЛИП — ГЛАВНАЯ ЖЕНА СУЛТАНА». Следуя за Этельбертом, он вошел в не блещущую чистотой комнатушку, одну стену которой почти целиком занимало освещенное газовыми лампами большое зеркало. В углу стоял шкаф, и приоткрытая дверца позволила Адриану рассмотреть набор экзотических восточных одеяний и прозрачных вуалей.
Напротив зеркала на кушетке возлежала могучего телосложения рыжеволосая женщина, облаченная (что
— О Господи, — вымолвил Этельберт, — опять…
Порхнув к кушетке, он извлек бутылку из крепкой хватки живой скульптуры и легонько похлопал последнюю по щекам.
— Гонория, дорогая Гонория, — воззвал он, — проснись, умоляю.
Рыжеволосая леди поежилась и пробормотала что-то нехорошее.
— Это — Гонория, — сообщил Этельберт, оглянувшись на Адриана. — Гонория Лузстрайф. Исполняет ведущую роль юноши.
— Юноши?
— Ну да, — ответил Этельберт. — Великолепная актриса.
Адриан опустился на стул, пристально глядя на Этельберта.
— Объясните, пожалуйста. Вы играете роль любимой жены султана, а она, — он указал на Гонорию, выставившую напоказ внушительный бюст жемчужного цвета, — она исполняет ведущую роль юноши?
— Разумеется, — подтвердил Этельберт. — Глупенький, так заведено в пантомимах.
— О, — отозвался Адриан. — Только мне это показалось странным.
— Скоро перестанешь удивляться, — заверил его Этельберт. — Это всего лишь вопрос привычки.
Подойдя к столику, на котором стояли таз и кувшин с водой, он намочил большое полотенце и стал приводить в чувство Гонорию.
— Бр-рысь. Оштавь покое, — пробурчала она.
Этельберт Клип выжал полотенце над лицом Гонории и повернулся к Адриану.
— Такая чудная девочка, — сообщил он. — Вот только, как бы это сказать, склонна прибегать к стимуляторам.
— Вижу, — заметил Адриан. — Совсем как Рози.
Гонория с трудом приняла сидячее положение и устремила на них мутный взгляд. При этом пеньюар ее сдвинулся настолько, что Адриан смущенно отвел глаза.
— Так-то, — сказал Этельберт. — Теперь тебе получше?
— Нет, — ответила Гонория скорбным контральто, чем-то напоминающим наиболее низкие ноты тубы Этельберта Клипа. — Мне плохо… очень плохо.
— Что ж, — философически произнес Этельберт, — джин на пустой желудок — не самая лучшая замена завтрака.
— Я никому не нужна, — мрачно возвестила Гонория, и, к великому испугу и замешательству Адриана, из глаз ее покатились по щекам, падая на пышный бюст, огромные слезы.
— Очень
— Неправда, — всхлипывала Гонория. — Они завидуют мне, моему мастерству.
Этельберт вздохнул и воздел очи к небесам.
— Адриан, — сказал он. — Будь другом, пройди к служебному входу, принеси Гонории чашку чаю. Ей станет полегче.
— Ничто, — высокопарно возгласила Гонория, прижимая в драматическом жесте одну руку ко лбу, другую к груди, — ничто, одна лишь смерть способна принести мне облегчение.
При этом ее пеньюар совсем сполз с плеч, и Адриан поспешил удалиться, пока пухлое тело Гонории не обнажилось совершенно. У служебного входа в застекленной будке, в окружении множества ключей сидел гномик с роскошными бакенбардами, у которого Адриану удалось выпросить большую кружку чая.
Вернувшись в гримерную Этельберта, он с удивлением обнаружил, что от хмельного уныния Гонории не осталось и следа. Она каталась по кушетке, заливаясь смехом, явно вызванным какой-то шуткой Этельберта.
— О Господи, — вымолвила Гонория, садясь и вытирая слезы, — ты просто несносен, Этельберт, честное слово.
— Долой тоску, — отозвался он, вручая ей кружку.
Гонория сделала глоток и смерила Адриана оценивающим взором, потом завернулась поплотнее в пеньюар и приняла величественную позу.
— Кто это? — спросила она.
— Адриан, — сообщил Этельберт. — Он будет участвовать в спектакле вместе со своим слоном.
— Разрази меня гром! — рявкнула Гонория так, что Адриан невольно вздрогнул. — Только слона нам еще не хватало. Уже половина моих лучших реплик заглушается дурацким звоном цимбал, которые зачем-то понадобились этому Клеттеркапу. Оркестр нарочно играет не в лад, чтобы испортить мои лучшие сольные номера, а теперь по сцене еще будет топать слон, украшая ее горами навоза.
— Ничего подобного, — заверил ее Этельберт, — это очень чистоплотное животное.
— Между прочим, — сказал Адриан, до которого начало доходить, как следует укрощать капризную натуру Гонории, — когда мистер Клеттеркап нанимал меня, он заявил, будто у него такая выдающаяся исполнительница ведущей роли юноши, что только самый лучший… э… самый лучший…
— Реквизит, — подсказал Этельберт.
— Вот именно, самый лучший реквизит может соответствовать ее таланту.
Гонория округлила глаза.
— Правда? Он так сказал? — спросила она.
— Ну да. — Адриан чуть порозовел.
— Успех, — вздохнула Гонория. — Наконец-то признание. Разумеется, вы можете приводить своего слона, дружище.
Она грациозно кивнула Адриану.
— Спасибо, — отозвался он.
— И я обещаю содействовать тому, чтобы он достойно смотрелся на сцене, — сказала Гонория.
— Большое спасибо, — повторил Адриан, спрашивая себя, способна ли вообще даже такая темпераментная особа, как Гонория, при всем желании оттеснить Рози на задний план.