Розовый Дождь
Шрифт:
Морская Королева, отстранив Марину, внимательно прислушалась к биению его сердца в груди, пощупала пульс, лоб, что-то шепча себе под нос, а потом… – улыбнулась.
– Он жив… Просто очень устал… Спит!..
– Урр-р-р-р-р-а! – воскликнула Марина. – Ой, а что у него с глазиком?..
Глава 21. Преображение Азаила. …Почти голые ветви деревьев, золотая листва под ногами усыпала все своим ароматным и ярким ковром, прохладный ветер, зябко… Гастон поёжился – его тонкий плащ не был рассчитан на осень в стране вечного лета, а пушного зверя здесь не водилось. Климат– "Ну, это и к лучшему…" – с наслаждением, полной грудью вдохнув свежего осеннего воздуха и пряного запаха прелой листвы, подумал Гастон. – "Хоть раз в жизни увижу настоящую осень, Золотую Осень… Как она описана в хронике Танкреда Бесстрашного… Буду потом рассказывать детям, внукам, потомкам… А почему бы и нет? Может, и я тряхну стариной, да напишу свою Хронику, как Танкред на склоне лет и назову её, назову её… Хроника… нет, Хроники Целестии… Неплохое название? Хм-м-м-м-м…". Гастон посмотрел на свои руки, размышляя, а смогут ли они… В самом деле, а смогут ли они держать перо, чтобы написать такое объемное и сложное повествование, которое, пожалуй, переплюнет и творение Танкреда…? Гастон поднял с земли тонкую палочку и взял её, на манер пера, но… палочка с хрустом переломилась….
– "Э-э-э-э, не-е-е-ет… Пожалуй, сам писать я все-таки не смогу… Перья будут ломаться… Слишком уж у меня руки да пальцы толстые, привыкшие скорее держать меч, чем перо… Придется нанять какого-нибудь смышленного карлика… Буду ему диктовать, а он уж будет писать вместо меня… Так и назову свою первую Хронику – "Отверженные"… А что – хорошее название – и подпишу – Хроника Гастона…".
Гастон вслух рассмеялся и на миг забыл и о холоде, и о неприятно кольнувшем его совсем недавно воспоминании о мрачном пророчестве Азаила, что вслед за гибелью Розовых Облаков наступит Ледниковый Период, возможно, на века – ибо нет больше того, что удерживало солнечное тепло, отраженное Морем, внутри Целестии, создавая парниковый эффект… Победа над Безликим и его Ордами далась тяжелой, слишком тяжелой ценой…
Перед глазами Гастона вдруг всплыл образ его старшего брата – долговязого и длинноносого сказочника с полудетскими глазами на выкате и из груди едва не вырвался звериный рык. Гастон выхватил из ножен меч и принялся рубить окружавшие его кусты своим серебристым мечом, который он держал в искусственной посеребрённой стальной руке, сделанной вместо ампутированной, карликами, чтобы задушить в себе плач…
Но в это время раздался отдаленный звук колокольчика и детские голоса… Гастон устыдился своей слабости и быстро вложил меч в ножны. На углу, куда уходила широкая тропинка, посреди почти нагих берез стоял большой черный монумент, недавно восстановленный самим Гастоном – такие монументы были поставлены Роландом Древним в качестве пограничных столбов на границах своего королевства – показалась коренастая приземистая фигурка в черном шерстяном плаще с черным колпаком, одетым на голову, закрывавшим лицо, с прорезями для глаз. Он опирался на длинный деревянный посох с колокольчиком, а рядом – по обе стороны – шли два ребенка – мальчик и девочка – мальчик лет 7, девочка лет 5 – в рваных стареньких, соответственно, шерстяных курточке и штанишках и платьице. Гастон взглянул на них и грустно вздохнул. Таких бродяг попадалось в последнее время немало. Многих не успели в свое время эвакуировать, но кто-то чудом и спасся, прячась по канавам и подземельям. Эти выжившие бедолаги теперь, когда все кончилось, группками или поодиночке, шли в населенные места. Многие были изуродованы страшными ранами, проказой, которую подхватили от отравленной воды или укусов зубастых цветов… Потерявшие родителей дети, потерявшие мужей жены или отцы и матери – детей… Разбитые судьбы, разбитые жизни, ничем не утешимая боль…– Мил человек, где мы?… Я чувствую тебя… скажи на милость, мил человек, ради сирот, ради Создателя… – дрожащим голосом
Гастон взглянул на сокрытого под колпаком прокаженного и на молчаливых и таких не по-детски серьезных ребятишек, и сделал шаг навстречу.
– Ты дома, святой отец, ты дома… – дрожащим голосом проговорил Гастон, протягивая навстречу руки. – Ты всего в двух милях от Кронбурга, а перед тобой… принц Гастон…
Из груди старика раздался то ли смех, то ли плач – его плечи мелко затряслись… Он облегченно вздохнул и сказал:
– Ну все, детки… Вот мы и дома… С Его Высочеством мы не пропадем… Он муж достойный, точь-в-точь настоящий король из сказки… Ступайте! – прокаженный подтолкнул детишек в спины и они робко зашагали навстречу страшному высокому человеку с седой как лунь длинной шевелюрой, изрезанными глубокими морщинами лицом и черными как ночь глазами. Гастон присел на корточки и ласково обнял детишек – он так мечтал иметь детей! – и расцеловал их в бледные щечки. Детки заплакали, а Гастон сказал: "Все хорошо, все хорошо, теперь все хорошо", поглаживая их по головкам.
– Святой отец! Идемте со мной, я проведу Вас в замок – там Вас ждет достойный уход и лечение!
– Какое там лечение… – махнул рукой обреченно старик. – Пол лица сгнило, нос провалился, глаза нету… Да вокруг все – камнями кидают, да палками… Насилу дошли… Лишь бы детки спаслись, а мне уж одна дорога – на тот свет осталась… – просипел старик.
Но Гастон, нахмурив брови, быстро подошел к старику и силком взял его под руку.
– Хватит с нас смертей! Хватит! И так почти никого не осталось… Феи помогут… Проказа излечима…
– Правда, милок? – в голосе старика мелькнула надежда.
– Правда, отец… Только придется Вам чуть-чуть подождать тут… Я встречаю здесь кое-кого, а потом все вместе отправимся в город… Точнее, в то, что от него осталось… – голос Гастона дрогнул…
Ждать пришлось недолго. Вскоре где-то недалеко за поворотом – как раз откуда вышел прокаженный священник с детьми – весело зазвенели бубенчики и показалась целая кавалькада прекрасных коней… Такой кавалькады Целестия, наверное, не видела ещё никогда, да, может быть, и не увидит никогда больше…
Впереди скакали три белоснежные лошади с золотоволосыми девушками в пурпурных туниках и крылышками за плечами, за ними – ещё три уже черные как смола лошади, на которых сидела черноволосая девушка в длинном черном платье, зеленоволосая – в длинном зеленом и пепельноволосая в жемчужно-белой тунике, в третьем ряду в центре ехал высокий молодой человек с коротко стриженными темно-русыми волосами и в черной бархатной куртке с серебристыми узорами и длинном рыцарском плаще со шрамом на правой щеке, рядом с ним ехала черноволосая юная девушка в темно-синем платье, а слева от молодого человека – печальная золотоволосая в королевской короне на голове, сзади и спереди которой сидели два плюшевых зверенка, обнимая её за талию… Кавалькаду продолжал длинный ряд золотоволосых, черноволосых и зеленоволосых красавиц, составлявших свиту главных наездниц. Несмотря на радостный звон бубенчиков, они были печальны, тихи, задумчивы, кроме трех – черноволосой красавицы в во втором ряду, а также юноши и девушки в третьем, бросавших друг на друга влюбленные взгляды… Но они старались не выражать свою радость открыто – хотя лица их светились от счастья, по губам то и дело сквозила улыбка, а щеки розовели, но они радовались молча…
Гастон взглянул на них и его мрачное белое как полотно лицо просветлело, особенно при взгляде на черноволосую красавицу…
Он галантно поклонился и направился к дамам, делая знак рукой, которому кони повиновались, остановившись…
– Pax vobiscum, sorores pulchres! – произнес на феином языке Гастон, ещё раз поклонившись. – Рад приветствовать Вас снова в своих владениях, как законный принц Кронбургский. Особенно рад видеть и Её Величество, и своего товарища по оружию… Вижу он уже предвкушает брачную церемонию! Завидую!