Розовый Дождь
Шрифт:
Асмунд покраснел и отвел взгляд от Милены – ему было стыдно за столь очевидно проявленные чувства посреди всеобщего траура. Чтобы скрыть смущение, он быстро спрыгнул с лошади и бросился к Гастону, чтобы припасть перед ним на одно колено и поцеловать перстень на протянутой руке, как и положено вассалу перед своим сеньором, но… Гастон распахнул объятия и, с радостным смехом, заключил в них Асмунда, как своего брата…
– Я рад, что ты выжил… Честное слово, сынок… – и глаза Гастона наполнились слезами. "Что-то в последнее время часто я стал плакать" – мелькнула в голове Гастона мысль. – "Наверное, старею… А ведь так много ещё предстоит сделать!".
– Ой! – вдруг раздался пронзительный крик Асмунда за плечом Гастона. – Ой! – и сильные руки оттолкнули его от себя. Не успел Гастон подумать, в чем дело, как Асмунд уже бежал куда-то… Гастон
– Грета! Гансик! Родные мои! Родные!!! Но, о, Создатель, откуда же вы тут взялись? Где же вы пропадали? Отец Эйсмер… Вы?.. – Асмунд поставил на землю детишек и медленно подошел к прокаженному – по щекам молодого рыцаря текли слезы…
…Вечером, в главной трапезной зале Кронбурга – замок, в отличие от города, благодаря мужеству защитников и Розовому Дождю, пролившемуся живительной влагой как раз вовремя, более менее ещё стоял – накрыли стол. На возвышении стол был покрыт пурпуром. Столы для гостей, буквой "П", были накрыты в основной зале. Доисторический камин был жарко натоплен дровами – климат становился с каждым часом все холоднее…
Официальным поводом для сбора были поминки погибшего короля, Роланда 40 000-го, – чей портрет в черной раме висел над главным столом, рядом с королевским гербом – черным орлом с распростертыми крыльями на белом фоне –, а также бракосочетание – уже после поминок, на следующий день, – трех пар – принца Гастона и Коры, Люка и Марины, Асмунда и Милены. Три свадьбы решено было сыграть в один день, ко всеобщему согласию. Ждать никто не хотел, а праздновать пышную свадьбу в эпоху всеобщего траура и скорби тоже было невозможно. Впрочем, влюбленным это нисколько не мешало. По их жарким взглядам, смущенным улыбкам и пунцовым щекам были понятны их чувства. В самом деле, для любви – настоящей любви – не нужны пышные балы, пиры и увеселения. Главное для влюбленных – поскорее стать по-настоящему одним целым, "одной плотью", как говорится в Писании, а все остальное – совершенно неважно…
Во главе пурпурного стола стояли два золотых королевских трона с изображениями львов, раскрывших свои пасти на ручках, но один из них пустовал… А на другом сидела белая лицом как снег, притихшая и увядшая, как замерзшая на холодном зимнем подоконнике роза, Королева. Её невидящие глаза уставились на тарелку и смотрели куда-то вдаль, как бы сквозь неё, ничего не видя. Слева от неё сидел принц Гастон, в бело-черных одеяниях рыцарского ордена "Черного Камня", слева от него – Кора – в роскошном черном бархатном платье. У пустующего трона сидел Люк – в зеленом костюме лесного охотника, а справа от него сидела Марина, немного неловко себя чувствуя в таком рафинированном обществе и все время робко прижимавшаяся в своему избраннику. Она была в полупрозрачном зеленом платье, с изумрудным ожерельем на шее и изумрудными же сережками в виде морских коньков. У Люка была повязка на глазу – даже карлики за такой короткий срок не смогли бы сделать такой сложный протез, как человеческий глаз… Милена сидела слева от Коры, а дальше – Асмунд, под столом державший её руку в своей и красный как рак. Три пурпурные феи и Жемчужно-Белая сидели справа от Морской Королевы Лоры, сидевшей справа от Марины… Рядом с Асмундом сидели тихие Грета и Ганс – отмытые, в новеньких одежках, а рядом с ними – крылатые детишки Королевы, вместе с Осленком. Котенок и Щенок стояли за троном своей Хозяйки, в любой момент готовые прислуживать за столом. Справа от пурпурных сидели принц Алоис с супругой, разрешившейся малышом, тоже с крылышками, а вот отец Эйсмер начисто отказался сесть с такими важными персонами и, отговорившись болезнью, сел среди гостей.
Слуги разливали вино, пиво, темный эль и мед, уцелевшие в глубоких подвалах замка, раскладывали мясо, хлеб, овощи и фрукты – поживиться было чем, одним словом! Простые мужики-солдаты уже давно работали челюстями и чокались за помин души несчастного монарха и за здравие молодых, оголодавшие дети уминали за обе щеки мясо – дармовое фруктово-овощное изобилие уже прекратилось… –, а женщины и девушки перешептывались, боясь, однако, нарушить грустную тишину.
Наконец, Гастон, кашлянув в кулак, решил взять инициативу на себя, как хозяин замка по праву. Он встал и поднял кубок, наполненный красным вином, и сказал:
– Это вино с виноградников моего отца, урожая 99 949 года Эры Порядка и Процветания, – негромко, но уверенно сказал Гастон,
– И что теперь будет, что теперь, король Гастон? Что будет с Целестией? Что будет с нами? – вдруг раздались чьи-то голоса из-за столов для простолюдинов. – Что?.. Что?.. Что?..
Гастон растерянно оглянулся, потом взглянул на Королеву, целиком ушедшую в себя, а потом развел руками и сказал:
– Ну, во-первых, я не ваш король… У вас есть Королева… По законам Авалона…
– Прекрати, Гастон! – вдруг резко сказала Фея, при слове "Королева" как бы проснувшись от сна. – Авалон на дне морском, как мой несчастный муж, которого убил его собственный ублюдок! – Фея бросила тяжелый, исполненный ненавистью и невыразимой болью взгляд на Люка, который тут же побелел лицом и осунулся…
– Мама!.. – воскликнула Милена, но та сделала выразительный жест в её сторону и Милена замолчала.
– Довольно играть комедию! Для меня эта корона – как могильный камень на моей голове! Забирай её себе, как ты всегда и мечтал, восседай на троне, посреди любящего тебя народа, правь и изображай из себя Роланда Древнего, только вот посмотрим, будут ли тебя боготворить твои подданные, замерзая в сырых жилищах и умирая от старости и болезни в 60 лет! – Фея быстрым жестом сняла с головы золотую корону и водрузила её на голову Гастона так стремительно, что тот не успел ей помешать, и бросилась к выходу из залы.
По собранию прокатился шум недоумения и удивления. Но тут со своего места уже вскочила Стелла и, стремительно подлетев, перехватила Королеву за руку, помешав ей уйти.– Мы все понимаем твое горе, сестра, особенно я… Поверь мне – я тысячелетиями тосковала по своему потерянному мужу, хотя ни одна душа, кроме моих дочерей, не знали об этом… Но в своем горе я призываю тебя быть справедливой… Гастон никогда не стремился к власти, ты знаешь это сама прекрасно, а в гибели твоего мужа, как и миллионов других, я повинна гораздо больше, чем сын несчастной Лили… Я создала Излучатель, я создала Темный-Темный Лес, хотя и из благих побуждений… Но согласись и с тем, сестра, что именно благодаря этому злосчастному Лесу ты и встретилась со своим любимым и провела все эти годы – всего-то на всего 26 лет – счастливо, после десяти тысяч лет одиночества… И у тебя четверо замечательных детишек и уже родился внук… разве это не замечательно? – Стелла улыбнулась, взглянув на пухленького малыша на руках у мамы. – У меня, например, были десятки тысяч внуков и внучек, но ни одного из них я не знала даже по имени и не могла их воспитывать, а ты можешь с ним даже и понянчиться сама… Разве это не прекрасно?
Фея покраснела как мак, а потом, упав на грудь Стеллы, зарыдала… Даже самые грубые и жесткие сердца не могли не расчувствоваться и по многим щетинистым и грубым щекам поползли слезы. Всем было жалко Королеву. Люк встал со своего места и подошел к Фее, положив свою тяжелую руку на её плечо.– Я сожалею, что так вышло, Ваше Величество… – тихо сказал он. – Но я уверен, что если бы тут стоял Ваш муж и мой отец, которого я знал только несколько часов, он бы сказал Вам простить меня… Незадолго до смерти он говорил о Создателе, о том, что Он гораздо ближе к нам, чем кажется, и мне думается, говорил он об этом не случайно… Он что-то знал, знал что-то такое, что ни мне, ни Вам не известно…