Розовый Меркурий

Лангер Франтишек

— А у нее как сложилась жизнь?

— Через полгода она вышла замуж и прислала мне извещение о свадьбе. Ее муж был торговцем писчебумажными принадлежностями. Позднее они начали и марками торговать. Это, видно, ей по сердцу. Ведь известно, что торговцы марками ненавидят мар­ки.

Хайдарабад — воздушная почта.

Вот моя последняя новинка.

Господин Крал показал мне большой нарядный конверт с наклеенными на нем мар­ками. Из-под легких почтовых штемпелей светились напечатанные золотом очертания са­молета и изящные восточные буквы.

— Хайдарабад — воздушная почта, — пояснил Крал. — Отличный

вклад в кол­лекцию Хайдарабада. Надпечатка на марках — чистое червонное золото. Настоящая ред­кость и роскошь. Золото должны были наносить ручным способом. Что же, на десяти эк­земплярах это можно сделать! Нравятся?

— Красивые. Как они к вам попали? — полюбопытствовал я. Пути, какими Крал иногда приобретал свои марки, были удивительными.

— Письмо шло воздушной почтой до Калькутты, а оттуда британской индийской почтой прямо ко мне домой. Это также необычно, ведь марки этих маленьких индий­ских княжеств имеют хождение не дальше их границ. На письма, посылаемые за границу, надо наклеивать марки индийской почты. Что касается этого письма, то для него сделали исключение. А самое удивительное состоит в том, что таких марок выпущено всего десять штук. И вот, представляете, через год вы натыкаетесь в каталогах на следующее: Хай­дарабад, первая воздушная почта: 1, 3, 5 анн, 2, 4 рупии. Тираж 10 экземпляров. В част­ном владении. Владельцы: английский, испанский, итальянский короли, Рокфеллер — он основал у них там институт для исследования причины чумы — и, наконец, Игнац Крал, филателист, Прага. Это что-нибудь да значит!

— Я все еще жду ответа: как вам удалось заполучить такую трижды редкост­ную вещь?

— Она прислана мне махараджей из Хайдарабада. Он отпраздновал юбилей и разо­слал таким образом написанные им письма.

— Махараджа? Мне хочется взглянуть на его письмо, если это не секрет какой-нибудь.

— Какой там секрет! Черт подери, куда же я его сунул? — и Крал принялся искать письмо на своем рабочем столе, где были свалены груды журналов, писем, оставшихся без ответа, лупы для изучения марок, пинцет, пока, наконец, не извлек откуда-то солидный картонный лист. Одна его сторона уже была небрежно исписана какими-то цифрами, ско­рее всего, номерами марок. — Фу, нашел, наконец! Я ведь сегодня уже держал его в ру­ках.

Письмо начиналось несколькими строками, напоминающими причудливую вышив­ку. Этот образ невольно приходит на ум, когда смотришь на письменность народов Вос­тока. Под

ними большими, тщательно выведенными буквами, словно над этим трудился уче­ник вечернего коммерческого училища, было написано по-английски: — «Дорогой друг!

На этих днях я праздную четверть века правления на троне моих пред­ков. В такой момент я вспоминаю Вас, потому что никто иной, как Вы, два­дцать пять лет назад спасли для меня трон, а мою страну и мой народ убе­регли от ада страданий и мук. Я раздумывал, как лучше отблагодарить Вас. Но если бы я предложил Вам даже свой наивысший орден Золотого паланкина, а с ним меч с эфесом из бирюзы и ножнами из слоновой кости, то и этим ни­чего не было бы сказано о глубине моей благодарности, потому что по поли­тическим причинам я должен был присвоить этот орден уже двадцати трем лицам. И вот я принял решение послать Вам письмо, которое доставит само­лет, только что подаренный мне его Величеством королем Великобритании. Для доставки письма индийское почтовое управление дало согласие на такую льготу, которая для последующих почтовых отправлений не будет повто­ряться. И золотые надпечатки также никогда не будут делаться. Итак, Вы станете владельцем редкости, которую, кроме Вас, получат еще только де­вять адресатов, список которых Вам прилагает мой секретарь.

Ваш Трибхубана Бар Бикрам Янг Бахадур, Маха­раджа Хайдарабадский. P. S. Будьте так добры, при­шлите мне чехословацкие марки за последнюю четверть года. У вас их слишком часто меняют!»

С полминуты разглядывал я с каким-то особым уважением низенького и слегка об­трепанного господина Крала, для которого ничего не значила честь быть награжденным орденом Золотого паланкина, да еще вдобавок к этому мечом с бирюзовым эфесом и нож­нами из слоновой кости.

— О, небо! — воскликнул я, как в провинциальном театре, и засыпал Крала множе­ством вопросов: — Как все это понимать? Какому махарадже вы спасли трон? А народ его как могли спасти? Вы были в Индии?! Почему же вы никогда не рассказывали мне об этом?

Крал замахал руками:

— Успокойтесь. Не так уж страшно все это было. Я –никогда не бывал в Индии. Просто мы обменивались с махараджей марками. Поэтому-то у меня и накопилась такая хорошая коллекция индийской почты, комплектный Хайдарабад и Афганистан. Меня да­же из-за этого некоторые

коллеги считают филателистическим чудаком… А я не стыжусь этой экзотики. Получил же я первую премию за свою коллекцию Бхопала на пражской выставке в 1911 г. Там каждая марка на листе отличается чем-нибудь от другой. Туземные литографы обладают слишком большой фантазией и не могут повторить без изменений один и тот же рисунок на камне.

— Пожалуйста, оставьте сейчас в покое другие марки, — взмолился я, прервав Кра­ла. — Я ведь жду не дождусь рассказа об этом приключении со спасенным царством ма­хараджи. Сейчас это интересует меня больше, чем все ваши коллекции.

Крал слегка возмущенно и с заметным сожалением посмотрел на меня. Так встреча­ет священник человека, сообщившего ему, что он атеист. Однако, в конце концов, мне все же удалось выведать у него всю историю до подробностей.

— Когда я был на последнем курсе коммерческой академии (это я так изложил не­связное повествование Крала), то прочитал в одном английском филателистическом жур­нале объявление, что какой-то Янг Бахадур из Хайдарабада в Индии желал бы обмени­ваться марками. Разумеется, я тогда коллекционировал все, что находил. Так вот, я послал ему пачку хороших австрийских марок. Прошло примерно два месяца, и я получил от него в ответ порядочную пригоршню разных восточных марок и письмо с просьбой обме­ниваться дальше. Письмо было написано корявым детским почерком, на плохом англий­ском языке. Чувствовалось, что писал его ученик, что, впрочем, было сразу заметно и по маркам — грязным, измятым, небрежно содранным с писем и даже кое-где порванным. Но среди них все же попадалось несколько хороших экземпляров, выпущенных в этих ма­леньких княжествах, там, на Востоке. Не забывайте, что в те времена каждый филателист был как бы апостолом своего увлечения. Поэтому я снова послал парню австрийские мар­ки, а с ними — письмо. Я напомнил ему, что марки — это вещь нежная, и он должен со­ответственно обращаться с ними. Я объяснил ему, как их наклеивать и отклеивать, и дал ему еще кое-какие практические советы. Меня не беспокоило, что я плохо, по-школьному писал по-английски. Парень ведь писал также плохо.

Мальчик вежливо и с признательностью поблагодарил меня и на этот раз прислал марки уже более сохранившиеся. Вот так мы переписывались и обменивались марками около пяти лет. Янг Бахадур писал все мельче, все лучше и на лучшей бумаге и присылал мне все более ценный ассортимент марок. Было заметно, что он начинает разбираться в них.

Пока, вот как раз двадцать пять лет назад, я внезапно не получил от него известия совершенно другого рода. О марках в нем не было ни слова. Янг Бахадур извещал меня, что умер его отец и теперь он станет махараджей в Хайдарабаде. (Нечего и говорить, что я был потрясен — так вот с кем, оказывается, я обменивался марками!) Дальше он писал, что, восходя на престол, ставит себе задачу освободить Индию от английского ига. Он восстанет против угнетателей и надеется, что поднимет на восстание всю угнетенную Ин­дию. И вот здесь-то он обращается ко мне с большущей просьбой. Для войны понадобится много денег. Поэтому он хотел бы продать свое коронационное жемчужное ожерелье, со­держащее триста жемчужин, самых прекрасных жемчужин Индии. Оно принадлежит се­мье уже более двухсот лет, но каждый государь надевает его только один раз, при корона­ции, и каждый добавляет к нему новую горсть жемчужин. Последний ювелир, из белых, державший его в руках, оценил его в 10 миллионов фунтов стерлингов. Он пошлет мне это ожерелье со своим доверенным лицом. Я должен продать вещь примерно за эту цену, а на вырученные деньги закупить пушки и амуницию и организовать их доставку к ин­дийскому побережью. Там уже сторонники освобождения Индии позаботятся о дальней­шем. Что, мол, он полностью доверяет мне, больше, чем кому бы то ни было в мире. Ведь пять лет назад, когда он был девятилетним мальчиком, я также доверился ему, и единст­венный из тысяч читателей, прочитавших его объявление в английском фи­лателистическом ежемесячнике, послал ему на обмен марки. На этот раз он впервые под­писывался: Трибхубана Бар Бик-рам Янг Бахадур, Махараджа Хайдарабадский.

Вы, конечно, понимаете, сударь, что у меня закружилась голова от этого письма. И не без причины. Парень, которому я писал неучтивые филателистические проповеди, ока­зался индийским махараджей! Больше того, он намерен послать мне жемчуг стоимостью в десять миллионов фунтов! Я, получавший тогда восемьдесят крон в месяц, должен осуществить денежную трансакцию десятимиллионного (имейте в виду, в фунтах) ожерелья на пушки и шрапнель, о которых я не имел ни малейшего представления, не знал даже, как они выглядят! Обратите внимание, я, не больше чем хороший писарь, удостоен доверия короля, который будет воевать с Великобританией! Если бы я вздумал отсчитать себе че­стные, скромные, самые незначительные комиссионные за это, то стал бы одним из круп­ных богачей в Праге. И наш директор будет снимать, увидев меня, шляпу, когда узнает, что я — самый солидный заказчик Крупна или, черт его знает, кто тогда производил эти пушки!