Розовый узор на черном крыле…

Лазарева Ярослава

Когда они подошли к метро, она остановилась.

– Ты чего? – спросил Кирилл, заглядывая ей в глаза.

– Боюсь! – ответила она и заплакала, уткнувшись ему в плечо.

Кирилл обнял ее и начал гладить по волосам. Когда она немного успокоилась и вытерла слезы, то отодвинулась от него и подняла глаза. Снег с дождем прекратился, ветер стих, и пошел только снег. Крупные рваные хлопья кружились в свете фонарей. Недалеко от них притормозило такси. Из него вышла девушка и торопливо направилась к метро. Марика глянула на кружащиеся в свете задних красных фар хлопья, которые казались розовыми от этой подсветки, и тихо проговорила:

– Смотри,

розовый снег в этом черном мире! Почему столько ненависти здесь?

– Эй, ребята, чего стоим? Может, поедем? – крикнул в этот момент высунувшийся из машины таксист.

– Нет! Спасибо! – ответил Кирилл.

– Да! Поедем! – явно обрадовалась Марика и, схватив его за руку, устремилась к такси.

Кирилл не стал сопротивляться.

– Боюсь в метро, – прошептала Марика, когда они уселись на заднее сидение. – Тут все такие злые!

Они благополучно доехали до дома и поднялись в квартиру. Марика, скинув куртку прямо на пол, сразу бросилась в ванную. Кирилл медленно разделся, подобрал ее куртку, аккуратно повесил в шкаф и пошел на кухню. Он поставил чайник, порезал хлеб, сыр и колбасу и начал делать бутерброды. Когда вода закипела, заварил черный чай и выставил на стол чашки. После небольшого раздумья вымыл большие красные яблоки, длинные зеленые груши и выложил их на тарелку. Оглядев стол, добавил красные бумажные салфетки.

Марика вышла из ванной в длинной футболке на голое тело, с мокрыми зачесанными назад волосами и умытым лицом. Она напоминала обиженную девочку, потому что смотрела в пол и только что явно плакала.

– Садись, котенок, – предложил Кирилл. – Я чай приготовил.

Она вскинула глаза, оглядела стол и молча кивнула.

– Я быстро! – сказал он и скрылся в ванной.

Марика подошла к окну и выглянула на улицу. Снег продолжал идти, и она, не отрываясь, следила за медленным кружением пушистых хлопьев. Подсвеченные тусклым сиянием фонарей они выглядели золотисто-розоватыми и испещряли черноту ночи хаотичными беспрерывными движениями. Марика заворожено смотрела на снежинки. Слезы вновь потекли по ее щекам. Кирилл подошел и обнял ее сзади, положив подбородок ей на плечо.

– Почему все так? – прошептала она и всхлипнула. – Что мы им сделали?

– Ты привыкла, что в нашем городе нас не трогают, – ответил Кирилл. – Но ведь ты на сайтах читала, как на самом деле относятся к эмо. Ты же мне сама ссылку как-то кидала по аське на сайт, где тусуются анти-эмо.

– Но почему?! – упрямо спросила Марика и повернулась к нему. – Что мы плохого кому сделали?

– Мне кажется, на Западе все по-другому, – сказал он и убрал с ее лба упавшую влажную прядь. – А у нас всегда так! Пока ты не стала эмо, в нашем городе тоже при каждом удобном случае нас били. Ты не представляешь, сколько мне пришлось драться! Ты просто не знаешь, не видела. Да и что вы видите за своими ублёвскими стенами? Живете там как у Христа за пазухой, как любит говорить моя мать.

– Но почему? – вновь спросила она. – Мне нравится так одеваться, носить такую прическу, так красить глаза, слушать такую музыку. Кому от этого плохо?

– Не знаю, – пожал плечами Кирилл и уселся за стол.

Он налил чай себе и ей. Марика села и сделала глоток. Потом положила сахар и начала медленно помешивать чай.

– Думаю, что из-за позеров, – после паузы сказал он. – Они решили, что это самое модное течение, надели наши шмотки, стали также красить глаза и рыдать на

всех углах. Они все утрировали. А ведь эмо – это то, что внутри, а не черно-розовая одежда. Я-то это чувствую по себе. Могу носить что-нибудь совершенно не в стиле, наголо побриться, но в душе будет все то же самое. Понимаешь?

– Люблю тебя, – тихо произнесла Марика.

– Ты меня не видела полтора года назад, – усмехнулся Кирилл. – Я как раз увлекся сменой имиджа, решил стать челкастым, начал отращивать волосы, а хард-кор я и так слушал. Но потом понял, что субкультура эмо мне ближе. Немного поменял стиль в одежде, начал красить глаза и давай самовыражаться, ни на кого не обращая внимания. Я прямо в классе устраивал истерики, честно! Химичка как-то пару мне влепила, так я упал на пол возле доски, орал, катался, визжал, в общем, дал себе волю. И даже кайф получал от этого. Конечно, остальные ребята нас невзлюбили. Мы же вели себя как идиоты. Да и сейчас многие меры не знают.

– Но ты…, – тихо сказала Марика и улыбнулась ему.

– Да, изменился, – кивнул Кирилл. – И все из-за тебя. Учусь сдержанности, хочу быть мужчиной и выглядеть достойно рядом с такой девушкой, как ты. Но эмоции переполняют по-прежнему, на разрыв мозга!

– Люблю тебя, – тихо повторила Марика и после паузы прошептала: – Но вот…

И она замолчала, опустив взгляд в чашку с чаем.

– Что? – настороженно спросил Кирилл.

– Много читала, да и от наших ребят слышала, что суицид – необходимая часть этой культуры, – сказала она и подняла на него глаза.

Кирилл побледнел, понимая, куда она клонит, и даже машинально прикрыл пальцами почти зажившую царапину на запястье.

– Это стереотип, – после паузы ответил он. – Как и то, что все мы би, что нюхаем, ширяемся и пьем.

– Но…, – начала она.

В этот момент раздался приглушенный звонок мобильного.

– Твой, – заметила Марика. – Кто бы это мог быть так поздно?

– Понятия не имею, – ответил Кирилл и вышел в коридор.

Он достал телефон из кармана куртки и увидел, что это звонит его одноклассник Костя.

– Да, – настороженно ответил он.

– Не спишь? – не здороваясь, быстро заговорил Костя. – Ты куда пропал? Тут у нас такое! Мать твоя сказала, что ты в Москву смылся на каникулы.

– Да, к брату поехал, – ответил Кирилл, начиная волноваться.

– Ирочка-то наша руки на себя наложила, – сбивчиво продолжил Костя. – Похороны завтра. Наши все в шоке. Странно, что тебе родители не сообщили. Так тебя на похоронах не будет?

– Ужасно! Это все ужасно! – после паузы тихо сказал Кирилл.

– Да, ужасно! А все ваше эмо, – сухо сказал Костя. – Тебе тут наши ребята звонили несколько раз, да ты и не берешь. Решили, что не слышишь, по Москве бегаешь.

– Да, – глухо ответил он. – Не слышу.

– Не расстраивайся так, – участливо проговорил Костя. – Знаю, что вы с Ирой еще в один детсад ходили, но сейчас уж ничего не поделаешь. Не знаю, что еще сказать, – после длительной паузы заметил он.

– Мне страшно, – прошептал Кирилл.

– Блин, Кирюх! – громко и зло заговорил Костя. – Кончайте вы с эмо! Ни к чему хорошему это не приводит! Три месяца назад в школе, которая за ТЭЦ, девочка тоже вены себе перерезала. И насмерть! Ей вообще тринадцать было. Мне один друган из той школы говорил, у него отец участковый. Неужели про нее не слышал? Она ведь тоже была из вашей тусовки э-э-эмо! – протянул он с явной издевкой.