Розвинд. Тьма
Шрифт:
Оглядев дорогу, Витти не спеша перешёл на другую сторону улицы и, пройдя мимо пары закрытых стальными жалюзи магазинов, свернул в тёмный узкий проулок. Надо будет заглянуть на арендованный склад на Ривер-стрит, недалеко от приходской больницы святого Иммануила. Всё, что может поведать о его незаконных занятиях и должно пригодиться сегодня ночью, хранится там: комплект отмычек, пистолет со сбитыми номерами, потайной фонарь, несколько предоплаченных телефонов и набор фальшивых документов различных служб, не раз открывавших перед ним двери без помощи отмычек и угроз.
Но сначала он посетит Мина, инструменты и квартира ресторатора подождут глубокой ночи, когда обычные граждане спят, а на улицах города
1.4. По следам зла
Хотя офицер Боб Маколти служил в полиции меньше года, его уже иногда направляли на подмогу детективам, если в сложном деле не помешали бы лишние глаза, руки или ноги. К тому же, помимо служебного рвения и въедливой дотошности, в его распоряжении находилась располагающая к доверию внешность, не раз помогавшая добывать информацию у слишком настороженных или испуганных свидетелей: волевое скуластое лицо с ястребиным носом и пышными рыжими усами смягчал добродушный, в чём-то детский, взгляд, а когда он улыбался, то выглядел как любимый дядюшка, которому можно доверить все свои секреты.
Друзья и родня тоже считали его добрым и весёлым, к тому же Боб просто обожал любые праздники, так как ему нравилось дарить хорошие, тщательно подобранные для каждого подарки. Но его благодушие не распространялось на отбросы, мешающие хорошим людям вести умиротворённую, счастливую жизнь, и он поступил на службу в полицию, чтобы по мере сил выметать с улиц человеческий мусор, словно натасканная овчарка, с примерным упорством защищающая стадо от хищников, готовая вцепиться в глотку любому волку, решившему напасть на подопечных овечек.
В данный момент капитан направил Боба помочь детективам, работающим по громкому делу на Сильвер-лэйн, чтобы опросить свидетелей, пока его товарищи будут собирать улики на месте преступления. Он не имел ничего против – ему нравилось общаться с простыми людьми. Разговор с глуповатым и ограниченным, но сердечно встречающим посетителей хозяином местной бакалеи давался ему не в пример легче, чем беседа с очередным высоколобым и лицемерным выпускником элитного колледжа.
Выйдя из участка, он немного постоял, греясь на солнце, с удовольствием разглядывая идущих мимо прохожих и вздыхающие на сонном ветру посаженные вдоль дороги платаны. Тщательно выглаженная полицейская форма сидела на нём как влитая, а стрелки на брюках словно прочертили по линейке. Достав из заднего кармана фланелевую тряпочку, он протёр жетон и пряжку на ремне. Полицейский должен являть собой пример и вызывать уважение – Боб считал это аксиомой. А начинается уважение с того, как он выглядит: никто не будет уважать неопрятного слугу закона. Расправив складку на кителе, он поправил согнутым указательным пальцем усы и направился к своей патрульной машине, дожидающейся его на служебной парковке слева от участка.
С трёх сторон вокруг парковки высились стены окружающих домов и участка, а на выезде стоял шлагбаум, открывающийся только при наличии специальной карточки, идентифицирующей работника полиции. Когда он подошёл ко входу, шлагбаум как раз поднимался, чтобы пропустить выезжающую машину. За её рулём сидел Джунипер Торнбуш, родители которого, видимо, ещё долго надрывали животики над столь остроумной шуткой. Притормозив, Торнбуш опустил боковое стекло, чтобы поздороваться с коллегой.
Боб недолюбливал этого уже немолодого, слегка обрюзгшего, с нездоровой бледностью, типа с колючим пронзительным взглядом, так как тот просто тянул лямку ежедневной рутины в ожидании пенсии и, вполне ожидаемо, спустя двадцать три года работы в полиции еле-еле дослужился до сержанта.
Сев за руль, он пристегнул ремень безопасности и включил радио, настроенное на городские новости. Притормозив на выезде, достал из-под солнцезащитного козырька персональную магнитную карточку и приложил её к регистратору. Пока шлагбаум открывался, он переключил новости на музыкальную радиостанцию, затем вырулил со стоянки и покатил по нехотя просыпающемуся городу в направлении Сильвер-лэйн.
Бобу импонировали неспешные утренние поездки: солнце ещё не слишком высоко, ночная прохлада уже уступает место бодрящей свежести, а новый день распахивает дверь в неизвестность и сулит удивительные возможности. Слушая вполуха музыку и разговоры ведущих, он цепко поглядывал по сторонам, с удовлетворением наблюдая, как русла улиц постепенно наполняются жизнью – люди спешат на работу, открываются магазинчики, дети удут на занятия в школу.
Когда Боб въехал на Сильвер-лэйн со стороны парка, то сразу увидел кирпичного цвета седан с выключенным проблесковым маячком на крыше возле опустевшего ресторана и нахмурился: проявления жестокости и крайней степени эгоцентризма всегда портили ему настроение, особенно если их сопровождали разрушения и смерть. Подобные свидетельства людской неполноценности заставляли его относиться с подозрением к окружающим, из-за чего он чувствовал себя не в своей тарелке. Благо через некоторое время, когда впечатления от увиденного меркли, он возвращался на человеколюбивые круги своя.
Припарковавшись за полицейским седаном, он оглядел спокойную улицу, уже позабывшую о недавнем происшествии, оставившем только накипь сплетен и разговоров в барах. Подобная гибкость человеческой психики, позволяющая спустя не так уж много времени после шокирующего потрясения снова радоваться окружающему миру, внушала уверенность, что человек обладает гораздо более крепкой сердцевиной, чем кажется на первый взгляд, и затоптать ростки надежды в его душе не так уж и просто. Закусив горечь разочарования порцией оптимизма, Боб пошёл к застеклённым дверям ресторана.
Перешагнув через ленты полицейского ограждения, он толкнул створку двери и под звон колокольчика, извещающего о посетителях, вошёл в зал.
Детектив Джим Коллинз что-то записывал, сидя за одним из столов, но сразу оторвался от блокнота и повернулся к вошедшему. Боб отрапортовал о своём назначении и отдал честь, оставшись стоять в ожидании, пока его введут в курс дела.
Снимая одноразовые перчатки, из кухни вышел детектив Лэйни Чейз и, тепло улыбнувшись, протянул холёную, но сильную руку. Они знали друг друга со школы, оставшись приятелями, которые не прочь иногда пропустить стаканчик-другой в каком-нибудь баре.
– Здорово, Боб! Что, работаешь детективом на полставки? Если будешь продолжать в том же духе, может, даже получишь досрочный перевод.
– И тебе не болеть, Лэйни. Просто я пашу на совесть, а иногда и за двоих, вот капитан этим и пользуется.
Отмахнувшись от его пафосных речей, Лэйни направился к столу, за которым сидел Коллинз, и устало присел на стул напротив.
– Хорошо если шутишь. Ведь если без конца пахать на износ, то рано или поздно этот износ и произойдёт, а ты окажешься или в тюрьме, или в психушке. Но в любом случае у тебя уже не будет шанса спокойно пожить на заслуженной пенсии. Большинство копов работают хорошо, просто мало кто готов класть жизнь на алтарь идеалов.