Розы от киллера
Шрифт:
Ренни кивнула.
– Когда Орен и брат Вика Джо поступили в полицейскую академию. Мы очень подружились с Джо. Он пригласил нас на школьный баскетбольный матч «посмотреть на моего младшего братишку», как он сказал. – Грейс тихо рассмеялась. – Вик непрерывно зарабатывал фолы.
– Он так агрессивен? – спросила Ренни.
– У него горячая голова. Он легко заводится. Но обычно так же быстро остывает и извиняется, если есть за что.
Они немного помолчали, потом Ренни сказала:
– Я ничего не знала
– Джо умер три года назад. Мы до сих пор не можем это пережить. Особенно Вик. Он считал, что Джо всегда прав, он очень его любил.
Зашла сестра, чтобы переставить капельницу. Они замолчали, ожидая, когда она уйдет.
– Я так поняла, что Джо… – осторожно начала Ренни.
– Убили, – прямо сказала Грейс.
В один миг все встало на свои места.
– Лозадо, – уверенно произнесла Ренни.
– Совершенно верно, Лозадо.
– Как ему удалось уйти от наказания?
– Его даже не обвинили.
– Почему?
Грейс поколебалась, потом подошла поближе к Ренни и тихо произнесла:
– Доктор Ньютон, я спросила моего мужа сегодня утром, что между вами происходит. Что-то не так, я это почувствовала.
– Две недели назад я была членом жюри, которое оправдало Лозадо.
– Об этом Орен сказал.
– Так из-за этого ваш муж и относится ко мне плохо. Особенно сейчас. Лозадо убил его друга и теперь покушался на другого. – Ренни посмотрела на Вика. – Если бы жюри приняло другое решение, на Вика бы никто не напал, и та молодая женщина, которую вчера убили, тоже осталась бы жива.
– Могу я задать вам вопрос? – тихо спросила Грейс. Когда Ренни повернулась к ней, она сказала: – Если бы вам пришлось делать это снова, проголосовали бы вы за оправдание Лозадо?
– На основании того, что я знала тогда, или того, что я знаю сейчас?
– Того, что вы знали тогда.
Ренни задумалась так же, как и перед тем голосованием.
– На основании того, что я тогда знала, и инструкций судьи я была бы вынуждена снова проголосовать за оправдание.
– Тогда ваша совесть чиста, доктор Ньютон. Вы не должны считать себя виноватой в том, что Лозадо напал на Вика.
– Скажите это вашему мужу, – печально заметила Ренни.
– Я уже сказала.
Ренни удивилась. Грейс мягко улыбнулась и сжала руку Ренни.
– Я пойду. Но когда Вик проснется, пожалуйста, скажите ему, что я приходила.
– Я передам сестрам, они обязательно скажут.
– Вы не знаете, когда его переведут в обычную палату?
– Через пару дней, если все пойдет хорошо. Я внимательно слежу, нет ли признаков инфекции.
– Что мне сказать моим девочкам?
– У вас есть дочки?
– Две. Очень жизнерадостные.
– Как вам повезло.
– Они умоляли меня взять их с собой сегодня, но Орен не хочет, чтобы
Ренни не стала спрашивать, почему. Уэсли боялся за их безопасность, подозревая, что Лозадо не ограничится попыткой убить Вика. Он расставил полицейских по всей больнице, и Ренни заметила, что около реанимации сейчас стоят еще двое. Не иначе, это охрана Грейс.
– Мои девочки обожают дядю Вика, – сказала Грейс. – Если бы существовал плакат с его изображением, он висел бы у них на стене рядом с их любимыми певцами.
– Скажите им, с их дядей Виком все будет в порядке.
– Мы должны за это благодарить вас. Девочкам ужасно хочется с вами познакомиться.
– Со мной?
– Я им все про вас рассказала. А после случайно слышала, как они между собой разговаривали. Обе решили стать хирургами. Хотят спасать людей, как вы спасли Вика.
Ренни так растрогалась, что не знала, что сказать. Грейс, вероятно, это почувствовала и ушла, быстро попрощавшись. Полицейские сопровождали ее к лифту.
Ренни вернулась на сестринский пункт.
Пришлось порыться в нескольких ящиках, пока не нашлась склянка с бальзамом для губ. Ренни взяла ее и вернулась к Вику. Он все еще спал, дышал ровно. Она села на стул у кровати, но прошла почти целая минута, прежде чем она отвернула крышку с баночки, откуда сразу приятно запахло ванилином.
Губы Вика пересохли и потрескались. Это иногда случается при операциях в результате потери жидкости. Более того, это обычное явление. Но его губы были просто невероятно сухими. На это невыносимо было смотреть. Она решила: что особенного, если она смажет ему губы?
Ренни взяла немного бальзама, подождала, чтобы мазь согрелась, и смазала его губы, касаясь настолько легко, что это и касанием назвать было трудно.
Только Ренни собралась убрать руку, как он проснулся, и их взгляды встретились.
Оба молчали. Ее палец все еще лежал на его губах. Ренни замерла и внезапно осознала, что не слышит его глубокого и ровного дыхания. Она была уверена, что если кто-нибудь из них шевельнется, что-нибудь случится. Что-то значительное. Что именно, она не знала. Во всяком случае, она опасалась пошевелиться. И не знала, сможет ли. Его голубой взгляд ее гипнотизировал.
Она так просидела не шевелясь… сколько? Позже она не могла вспомнить. Это продолжалось, пока глаз Вика не закрылся снова. Она почти слышала шорох ресниц, коснувшихся подушки. Только тогда она снова начала дышать.
Ренни отняла руку, неловко завернула крышку баночки и оставила ее на столике у кровати. Она больше не взглянула на него, просто ушла из палаты.
– Позвоните мне, если будут изменения, – велела она сестре, возвращая карту.
У лифта дежурный полицейский открыл ей дверь и робко обратился к ней: