Розыгрыш
Шрифт:
– Двадцать лет.
– Мне казалось, даже больше.
– Позвольте, я объясню. Разговор об ИРА...
– Именно. Не будем ее здесь упоминать.
– Мистер Хемпенстолл, разговор зашел...
– Чудесно, чудесно. Не смею больше отрывать вас от работы.
Мерфи вернулся к своему столу выбитый из колеи и расстроенный. Теперь вообще не было никакой возможности сосредоточиться на конине. Наползал вечер; за потемневшими окнами беззвучно таяли снежинки. После судорожного раздумья он позвонил Кейси - тот, похоже, был в прекрасном настроении - и сказал ему:
– Кретинская была выходка.
– Какая?
– Сам знаешь какая.
– А, это-то. Высший класс.
– По-моему, он осел.
– Кто?
–
– Зато поразвлеклись на славу.
– Думаешь, он поедет?
– Куда?
– Сам знаешь куда.
– Не удивлюсь.
– Давай встретимся после работы.
– Где всегда?
– Нет. Где-нибудь в другом месте.
– Черт, не могу. У меня свидание.
– Жаль. Ну, ладно. Завтра увидимся. В обед.
– В другом месте?
– Нет. Лучше, где всегда.
– Годится. Кстати, здорово это они придумали.
– Что придумали?
– Назвать тебя Маской.
Мерфи поежился и опустил трубку на рычаг.
Прошло два дня. Ничего не случилось, и Мерфи уже видел всю историю в забавном свете. По всем барам разлетелась новость, что он послал английского журналиста в Сливефаду искать вчерашний день. В трех забегаловках его просили рассказать завсегдатаям, как все было. Рассказ прерывали взрывы хохота. Эти люди были горазды на выдумку, а тут выдумка обернулась реальностью. Человек с фотоаппаратом, вооруженный безобидным ирландским приветствием вместо пароля, отправился в занесенную снегом глушь, чтобы хоть одним глазком глянуть на ИРА. Пошли его Мерфи охотиться на единорога, и то радовались бы меньше. Одни говорили, что журналист поступил как типичный англичанин, это лишний раз доказывает, что англичане начисто лишены воображения. Другие возражали. Наоборот, говорили они, это как раз доказывает, что воображения у них хоть отбавляй. Третьи утверждали, что воображение здесь вообще ни при чем. У англичан есть то, чего всегда не хватало ирландцам, - вера в себя. Ничего подобного, не соглашались четвертые, из этого поступка явствует, что если англичане во что и верят, так это в ирландцев. Когда спрашивали мнение Мерфи, он скромно разводил руками. Дескать, обобщения - штука опасная. В каждом конкретном случае нужно понять, что за человек перед тобой, поучал Мерфи, присмотреться к нему, а уж потом постараться сыграть на его слабостях. Рассуждать об этом, конечно, легко, а вот сделать...
– И все же вы это сделали, - восторгался кто-нибудь.
– Позвольте снять перед вами шляпу.
И они все снимали перед ним шляпы, даже те, кто их не носил. Подобная популярность была Мерфи приятна. Пользоваться уважением в таком обществе из всех честолюбивых желаний у него осталось только это.
Жизнь приучила Мерфи верить в судьбу. Приучила и к другому - полагаться на судьбу не следует, и он лишний раз
убедился в этом на другой день, когда Хемпенстолл снова пригласил его к себе в кабинет.
– Вы помните наш последний разговор?
– начал Хемпенстолл.
– Конечно, сэр.
– Вы читали "Дейли эко"?
– Нет, сэр, я английских газет не читаю.
– Вот сегодняшний номер. Взгляните на фотографию.
Хемпенстолл развернул газету, положил ее перед Мерфи, и тот наклонился над страницей. Сердце у него екнуло. На фотографии он увидел человек двенадцать, которые, рассредоточившись по фронту, продвигались по заснеженной поляне, обрамленной с боков соснами. В руках они держали винтовки. Заголовок гласил: "Маневры ИРА", а под фотографией была подпись: "В горах Ирландии ведется подготовка к боевым действиям - этот сенсационный снимок, который говорит сам за себя, сделал наш специальный корреспондент (смотри ниже)".
Заметка начиналась так:
"Через двенадцать часов после прибытия в Дублин наш корреспондент напал на верный след и, презрев непогоду, отправился в малоизвестную деревушку всего в семнадцати милях от центра ирландской столицы. Эта деревушка Сливефада,
– Сливефада, - невольно повторил Мерфи.
– Вам знакомо это место?
– спросил Хемпенстолл.
– Смутно, - признал Мерфи.
– Вы не вполне откровенны, мистер Мерфи, - укорил его Хемпенстолл. Два года подряд вы проводили там отпуск. Это записано в вашем личном деле. Вы же помните - в годы войны каждый наш сотрудник, уезжавший в отпуск, был обязан дать сведения о своем местонахождении.
– Да, теперь припоминаю, - согласился Мерфи.
– Я ездил туда рыбачить. Странно, как это я запамятовал?
Хемпенстолл пристально взглянул на него. Он был низкого мнения об умственных способностях Мерфи, но этот новый пример тупости подчиненного удивил его.
– Я решил показать вам эту фотографию, чтобы вы не думали, будто в прошлый раз я сгустил краски. Я, разумеется, понимаю, ваш выбор Сливефады как места отдыха не имеет никакого отношения к этой фотографии. Но она, я надеюсь, иллюстрирует мою мысль о недопустимости легкомысленных разговоров в общественных местах.
– Весьма наглядно, сэр.
– Эти английские журналисты суют нос всюду. Подумайте, в какое положение вы, государственный служащий, могли бы попасть, услышь вас один из них и заведи об этом разговор.
– Вы все очень ясно объяснили, сэр.
– Прекрасно. Я не хочу, чтобы поступки моих подчиненных бросали тень на наш отдел. Вы можете быть свободны.
– Спасибо, мистер Хемпенстолл.
В тот вечер Мерфи, договариваясь с Кейси, назначил встречу не там, где обычно. Он был рад, что на заваленных снегом улицах стемнело, что наступило время вечернего чая и кругом полно народа. А вдруг его уже ищут? Время от времени перед глазами возникала картина: в темном углу двора распласталось окоченевшее тело немолодого уже человека, к поношенному пальто приколота бумажка с надписью: "Доносчик". Это тело его, Мерфи. Кейси уже ждал его в ресторане, дешевеньком подвальчике, где громыхал выкрашенный во все цвета радуги музыкальный автомат, вокруг которого подростки обоих полов бодро вихляли задами. Друзья выпили по чашке неописуемого супа; за едой Мерфи уверял Кейси, что самое разумное сейчас - немедленно поехать в Сливефаду и выспросить обо всем у Джона-Джо Флинна. Кейси был против.
– Не вижу смысла, - возражал он.
– Ты, может, и не видишь. Зато я вижу. Во всех барах только и разговоров, что я послал туда журналиста. Если слухи дойдут до ИРА, страшно подумать, что может случиться. Кокнут меня, и вся недолга.
– И я про то же, - пояснил свою точку зрения Кейси.
– Если мы поедем в Сливефаду, могут кокнуть нас обоих.
– Но Джон-Джо - свой человек, - упрашивал Мерфи.
– Он посоветует, как быть, объяснит, что к чему.
– Сейчас дороги ни к черту, - упирался Кейси, меняя тактику.
– Но попробовать-то можно.
– А во что это нам влетит, ты подумал? Даже если найдем водителя, который туда попрется, знаешь, какую цену он заломит?
– Давай возьмем в прокате машину без водителя.
– А кто, интересно, сядет за руль?
– Я.
– Ты?
– взвился Кейси.
– Ну, это уж дудки. Не-ет, лучше я сдамся ИРА, и дело с концом.
– Ну и ладно, - видя тщетность своих усилий, сказал Мерфи.
– Поеду один.
Через два часа Кейси горько сожалел о том, что из чувства товарищества принял молчаливый вызов. Сейчас он искоса поглядывал на Мерфи и думал: и что привязывает его к этому тощему, жалкому и неказистому представителю рода человеческого? На коленях у Кейси лежала наполовину пустая бутылка виски они прихватили ее на всякий случай, но утешение, которое она сулила, сейчас их нисколько не радовало. Когда взятая напрокат машина ехала под гору, ее кидало из выбоины в выбоину, а на подъемах колеса опасно скользили. Мерфи неловко припал к рулю, выпятил подбородок, а лицо его заострилось и осунулось от сосредоточенности и холода.