Рубедо

Ершова Елена

— Какие пустяки! — рассеянно отозвалась Марго, заглядывая под козырек незнакомца и пытаясь угадать его лицо, но различая только острый нос и гладко выбритый подбородок. — Я хочу увидеть его высочество, и поскорее!

— Вы увидите, — пообещал Андраш, запрыгивая следом. — В городе сейчас неспокойно, придется совершить небольшое путешествие, но не бойтесь.

— Я боюсь вовсе не за себя, — возразила Марго, задергивая шторку на окне и оставляя лишь узенькую щелку — город, похожий на картонную декорацию, поплыл за спину, оставляя во мгле оледенелые мостовые, покатые крыши, выгнутые спины мостов. Где-то там

среди улиц затерялся ее Родион…

Марго прикрыла глаза, пытаясь успокоиться и представить, как он приходит домой, разматывает студенческий шарф, вешает картуз и поднимается по лестнице в спальню — она оставила записку на видном месте, и Родион обязательно прочтет и дождется! — но вместо лица брата видела почему-то вульгарно подведенную улыбку недавней гостьи.

«Он пришел умирать ко мне, — вышептывали полные губы. — Но кто-то должен спасти…»

— Он жив?

— Жив, — отозвался Андраш. — И просил привезти вас. Сразу же, как пришел в сознание.

— Слава Господу, — выдохнула Марго, сцепляя пальцы в замок. — Я бы не пережила…

И пожалела о сказанном, услышав в ответ:

— Никто бы не пережил.

Отблески газовых фонарей сменились густой темнотой, дорогу обступили черные сосны, и фиакр нещадно затрясло. На языке крутилось множество вопросов, но каждая встряска выбивал из Марго дух, и она молчала. Молчал и Андраш, сгорбившись в углу, и вскоре Марго совсем потерялась в пространстве и времени. Она слышала лишь хруст ломаемого ледка, дыхание лошадей и свист ветра в узловатых ветвях. Иногда ей казалось, что за деревьями движутся оранжевые огни, но стоило приглядеться — их тут же проглатывала тьма. Когда Марго уверилась, что все это ее разгулявшееся воображение, лес поредел и из черноты выступил замок — в его крохотных оконцах действительно подрагивал свет.

— Замок Вайсескройц [26] , — подал голос Андраш. — Его высочество купил его на днях и очень вовремя.

Главная смотровая башня, действительно напоминающая крест, белела на фоне ночного неба.

— Здесь охрана? — спросила Марго, заметив у ворот гвардейцев с ружьями наперевес.

— Разумеется, — ответил Андраш. — Нельзя подвергать Спасителя опасности. Поэтому, баронесса, мне придется обыскать вас.

— Обыскать? — она вскинула подбородок. — Шутите?

26

Белый крест.

— Нисколько. Вам лучше добровольно сдать оружие, если таковое имеется. Револьверы. Ножи. Шпильки.

Марго с силой рванула шляпку, оставляя на шпильках длинные завитки, но за возмущением не чувствуя боли.

— Обыскивайте! — задыхаясь, проговорила она. — Вот мантилья. Перчатки. Забавно, когда-то я носила стилет, но в последние месяцы оставила эту привычку. Корсет тоже снимать? Вдруг я задушу его высочество шнуровкой!

— Вы поняли неправильно, баронесса, — устало откликнулся Андраш. — Я не боюсь, будто вы убьете его высочество. Я боюсь, что его высочество убьет себя сам.

Фиакр остановился. Подоспевший гвардеец распахнул дверь, и Андраш выбрался первым, после чего подал руку оцепеневшей Марго.

Она бездумно сошла с подножки, и выпавшая шпилька хрустнула под каблуком.

— Будьте внимательны, — услышала она тихий голос спутника. — И осторожны. Его высочество нездоров…

Марго обернулась, щурясь на свет фонаря. Андраш снял шако и вертел в руках, показав совсем молодое, но осунувшееся от усталости лицо.

— Если что-то случится, — продолжил он, с усилием подбирая слова. — Что-нибудь странное… Если его высочество скажет нечто, что вам не понравится, нужно незамедлительно…

— Как он собирался сделать это? — перебила Марго, и Андраш вильнул глазами.

— Сделать что?

— Убить себя.

— Револьвер и морфий.

Марго кивнула и, опустив голову, переступила порог.

Здесь пахло деревом и дымом. Оленьи рога, приколоченные вдоль лестницы, казались диковинными канделябрами. Старые доски тихонько поскрипывали, а где-то наверху красивый баритон выводил:

— Эти белые цветы Никогда тебя не разбудят, И черный экипаж скорби Увозит тебя далеко… [27]

27

Романс «Мрачное воскресенье».

— Прошу, сюда, — сказал по пятам следующий Андраш, тронул массивную дверную ручку в виде медвежьей головы, и Марго услышала окончание песни:

— …с последним вздохом благословлю тебя…

Она вошла в табачный сумрак, в гобеленовую клетку с чучелом ястреба на каминной полке, и за спиной возвестили:

— Ваше высочество, баронесса фон Штейгер прибыли…

— Благодарю, Андраш, — донесся с софы приглушенный голос. — Оставьте нас теперь. И ты, Кристоф.

От камина поднялся крепкий парень с яблочно-румяными щеками, поклонился сперва кронпринцу, потом баронессе и, подобрав мягкую шляпу, вышел за порог. За ним бесшумно, спиной в проем, вышагнул Андраш, и в комнате стало совсем тихо — только потрескивало пламя, да в дымоходе гулял зимний ветер.

Не сговариваясь, оба сорвались с мест.

Марго вжалась лбом в бархат халата, вдохнула табачный дух, запах лекарств и вина. Сердца колотились в унисон. Железное кольцо, нагревшись, кусало кожу, но в этом жалящем касании было что-то невыразимо сладкое, общее на двоих.

Кажется, она что-то бессвязно говорила.

Кажется, он не менее бессвязно отвечал.

В их поцелуях не было плотского огня — лишь утешение от новой встречи. И, принимая ласки, Марго ответно целовала колючие щеки Генриха и взмокший, собранный морщинами лоб.

— Ты так напугал всех! — говорила она, заглядывая в круглые зрачки, словно в них таилась разгадка. — Зачем, Генрих? Этот мрачный лес, и чучела, и отвратительные песенки о смерти, и эта карикатура… — взгляд упал на расправленную листовку с трехголовой птицей — одну из тех, что разбрасывали в соборе Святого Петера, — и Марго скомкала ее в горсть. — Кто принес сюда? Гадость!