Рубеж веков-2

Ludvig Normaien

— Цифры завышены! — выкрикнул прокурор, но защитник не дрогнул.

— Возможно, — признал он спокойно. — Но факт остается фактом… Дамат-паша был отогнан, отряд ромеев добрался до империи. Теодор Лемк нанес серьезный ущерб султанату, ослабил врага. И не только мечом, но и разумом. Он передал ранее сведения о передвижении крупных сил врага, которые позволили Империи подготовиться к их ударам.

Защитник сделал еще одну паузу, обвел зал взглядом, в котором не было ни страха, ни волнения.

—

Он сорвал мятеж Антона Конталла, — продолжил он. — Мятеж, который мог обернуться катастрофой. Конталл, чья измена могла стоить нам земель, с трудом возвращенных Империи. Теодор Лемк действовал не из личной выгоды, не ради обогащения, а как верный гражданин, законопослушный ромей.

Его голос слегка дрогнул.

— Да, у Лемка были ошибки, — признал защитник. — Но кто из нас безупречен? Много ли найдется таких, кто сделал больше для Империи, чем он? Если судить его, то за что? За верность? За решительность? За преданность своему императору?

Он выпрямился, сложив руки за спиной.

— Я утверждаю, что Теодор Лемк достоин награды, а не казни. И если вы, господа судьи, осудите его, вы осудите не только человека, но и саму идею Империи, ту идею, за которую он сражался, проливал кровь и жертвовал всем, что у него было.

В зале повисла тишина, тяжелая, как каменные стены, окружавшие присутствующих.

Теодор стоял неподвижно.

Судьи, сидевшие за высоким резным столом, обменивались взглядами, словно последнее слово еще не было решено.

В зале едва слышались перешептывания, глухие, как шорох сухих листьев, когда суд ушел за велум совещаться.

Для Лемка, прощающегося с жизнью, их отсутствие показалось очень коротким.

Вернувшийся старший судья встал, его голос, ровный и суровый, разрезал тишину.

— Теодор Лемк, — начал он, чуть помедлив, — рассмотрев все доводы обвинения и защиты, суд пришел к следующему решению.

Где-то в углу громко заскрипела портупея, кто-то переступил с ноги на ногу. В зале ожидание было почти осязаемым.

— Множество дел совершено тобой, — продолжил судья, — многие из которых вызывают сомнение и недовольство, но и немало тех, что принесли пользу Империи. В совокупности их суд постановляет: ты не достоин награды, но и смертной казни не достоин.

На миг Лемк задержал дыхание. Значит, его жизнь не оборвется здесь, в этом зале, под пристальными взглядами знати и военных.

Но голос судьи продолжил, как будто ему хотелось вдавить слова глубже, тяжелее.

— Контракт с тобой, Лемк, должен быть разорван. С этого момента ты изгнан с военной службы.

Эти слова словно ударили по воздуху. Лемк медленно поднял голову, глядя прямо на старшего судью. Рядом послышался глухой шепот — кто-то из зрителей поспешно перекрестился.

Судья не отвел взгляда, продолжая:

—

Как сказано в военном законе, — он поднял пергамент, чтобы прочесть: — «Стратиоты пусть не занимаются ни земледелием, ни торговлей, ни государственной деятельностью, если они изгнаны с военной службы и лишены преимуществ стратиотов».

Каждое слово звучало четко, словно оно падало в пустой колодец.

Лемк стоял, как окаменевший, но внутри его горели два чувства: облегчение и горечь. Его не казнят, но что теперь делать? Как жить?

Судья опустил пергамент и произнес последнее:

— Ты свободен, Теодор Лемк. Но свобода — твоя единственная награда.

Зал на мгновение будто застыл, а затем наполнился глухим шумом голосов. Судья махнул рукой, и дверь за спиной Лемка открылась. Стражи подошли, чтобы вывести его.

Теодор медленно развернулся. Он не хотел встречаться глазами с толпой, где могли быть те, кто поддерживал его, и те, кто презирал.

А впереди была пустота.

На выходе из дворца Теодора встретила толпа. Много людей. И хотя он ожидал лишь стражу и случайных зевак, тут были люди, которых он давно не видел. Сулиот Федос Зарбас, еще более худой, стоял впереди и улыбался. Траян Лазарев, Йованна Маркова, Юц. Но за ними стояли и другие — младшие офицеры, бойцы, лица которых Теодор знал лишь мельком, но которые успели проявить себя в боях. Их было больше, чем он мог предположить: ромеи-солдаты, выбившиеся с самого дна, но уже носящие знаки отличия за службу. были здесь и те, кто шел с ним от румелийцев из Болгарии. Те, кто не подписал контракт.

Федос шагнул вперед, не дожидаясь приветствий.

— Ну что, друг, — начал он с полуулыбкой, — не ждал нас увидеть? Не могли же мы тебя оставить на растерзание бюрократам?

Слова эти, простые и честные, согрели Теодора больше, чем он готов был признать. Он обвел взглядом этих людей. Кто-то держался уверенно, кто-то сдержанно, но все они были здесь, несмотря на недоброжелательство знати, на риск испортить свое положение.

— Что ж, — тихо ответил Теодор, — рад видеть ваши лица. Даже не знал, что они могут быть для меня такими родными.

Толпа за спинами Федоса зашевелилась, кто-то хмыкнул, скрывая улыбку.

— Многие хотели прибыть. Но их задержали, а многих я отговорил. Например, Сидира Мардаита. У него скоро заканчивается срок контракта, и он сказал, что продлевать его не будет.

Но радость эта была не для всех. Стоило им выйти на улицы города, как стало ясно, что со многими у Теодора окончательно ухудшились. И если раньше многие вельможи просто не замечали Теодора, теперь они не стеснялись показать ему, что они постараются испортить ему жизнь.