Рубеж
Шрифт:
И вот, в газетах развернулась дискуссия. Причем, нападала даже не газета на газету, а спорили сотрудники одной и той же редакции. Один писал, что в такой сложный и трудный час для империи, император был абсолютно прав, отказав любимой жене в турецком мёде. Что вся страна должна быть нацелена на победу, а император должен подавать пример избегать всяческих излишеств.
Второй журналист ему отвечал, что он безмерно уважает своего государя, видит, что тот старается во имя победы, но император не должен забывать, что его супруга носит под сердцем не простого
А ведь это ещё не всё. Третий журналист считал, что дело не в том, является ли государь противником излишеств, а в том, что он является патриотом России. Дескать — российский мёд гораздо вкуснее и полезнее турецкого. И что настоящий патриот своей родины должен есть лишь свое, родное.
А вот «Союз российских амазонок» (у нас такой есть?) считал, что император ведет себя неправильно. Что он, конечно же, свою супругу любит, а иначе бы не стал похищать ее из сераля, но сейчас ведет себя как настоящий тиран и деспот. Правда, «амазонки» выражали уверенность, что на самом-то деле император слишком занят войной, а в мирное время он обязательно бы привез Соне и мёд, и даже орехи хоть из Турции хоть из Африки.
Господи, а орехи-то здесь при чем?
Ещё одна заметка сообщала, что турецкие скотопромышленники готовы пожертвовать часть своего дохода на закупку и транспортировку турецкого мёда для их любимой императрицы.
От сочетания «турецкие скотопромышленники» мне стало плохо. Представил, как по Черному морю, словно по суше, перегоняют скот, а следом плывут груженые баржи, заполненные турецким мёдом.
Так кто же поделился новостью? Ёлки-палки, так это ж матушка! Разговор о преимуществе турецкого мёда перед российским проходил в ее присутствии.
Удивительно, но когда я гневно сорвал телефонную трубку, намереваясь высказать великой княгине все то, что я о ней думаю (разумеется, очень корректно), она ответила с хохотом.
— Сашенька, беременность императрицы — это не ваше частное дело. Вообще-то раньше было принято, чтобы о беременности сообщалось широкой публике сразу же, как только у женщины появилась задержка… Надеюсь, ты понимаешь, что такое задержка?
— Угу, — убитым голосом ответил я, начиная чувствовать себя виноватым.
— А что касается вашего разговора с Сонечкой о мёде — так сам посуди, разве здесь есть что-то секретное и страшное?
— Матушка, но ты из меня сделала идиота. Теперь народ обсуждает — прав или неправ император? Ты бы хоть предупреждала, о чем станешь давать информацию.
— Прости, что не согласовала это с тобой… Но, я была уверена, что если бы попросила у тебя разрешения, то ты бы своего согласия не дал. Но пусть народ немножко порассуждает, пообсуждает. Согласись, что ничего страшного не произошло? Какую военную тайну я раскрыла? В крайнем случае, ты можешь сделать официальное заявление для газет —
— Ага, дать официальное заявление, и показать себя окончательным идиотом.
— Сашенька, а хочешь знать правду, почему я, как ты выражаешься «слила» информацию?
— Почему?
— Уж слишком ты, сын мой, правильный. А людям просто необходимо, чтобы их государь хотя бы иногда попадал впросак.
— То есть, — пришел я к выводу, — народу нужно, чтобы государь-император иной раз выглядел дураком?
— Именно так. Зато людям есть на что отвлечься, а журналисты счастливы, что наконец-то они стали обладателями страшной тайны!
Глава 16
Анти-Манхэттен
Сегодня день начался со встречи с управляющим моего личного имущества, господином Остапом Петровичем Титовым.
Он довольно бодро отчитался о том, что прибыль за последние две недели изрядно снизилась, что, в общем-то, неудивительно. Однако, несмотря ни на что, убытков нет, и мы даже умудрились оказаться в плюсе. И это уже очень хорошо, потому что я за последний месяц успел вложить львиную долю своих личных денег в нашу оборонную промышленность.
Я искренне удивился, как Титов умудрился не только свести концы с концами, но и добывать прибыль для государя. Надо бы отметить управляющего кабинетом какой-нибудь почётной наградой. Или пока рано?
Доклад подошёл к концу, я благосклонно кивал, Титов улыбался, довольный тем, что угодил своему императору, и уже начал собирать бумаги, как вдруг произнёс:
— Ваше Величество, совсем запамятовал, по личным каналам, из Норвегии, от деловых партнёров пришли вести от Анечки, от моей дочери.
На этом моменте он слегка покраснел и опустил глаза. Всё-таки та история с её побегом со двора наделала шуму и создала ему немало проблем. Однако Титов, что тогда, что впоследствии, никак не выдавал переживаний о тех события, и держался, в общем-то, молодцом. Безусловно, было очевидно, что он ожидал, когда я его уволю, или вовсе отправлю под суд, но этого так и не последовало. Зато Титов утроил усилия и работал, как проклятый. Видимо, оттуда и растут ноги у сверхприбыли моих предприятий.
Однако, что интересно, несмотря на всю эту ситуацию, о послании дочери он всё-таки решил упомянуть. Видимо, оно было адресовано лично мне. Он насторожился, заметив моё замешательство, поэтому зачастил.
— Не знаю, правда, что на неё нашло, Ваше Императорское Величество? Очень восхищён вашим благодушием и тем что вы позволили мне сохранить свой пост. Вы поймите, я же совершенно не ответственен… — тараторил он.
Ну да, Титов-старший ведь не знал об истинной причине отъезда дочери за границу, да и не его это дело. А с Анной Титовой, между прочим, в последнее время связи не было. Фраучи лишь докладывал, что она отбыла недавно в Лондон. И в самое ближайшее время обещал прислать туда пару радистов. Но пока что Анна просто находилась на чужбине без каких-либо средств связи.