Рубеж
Шрифт:
Обшитая железом клетка загораживала собой утреннюю звезду, в этот час поднимающуюся над горизонтом. В недрах ее не угадывалось ни движения.
А ведь девять из десяти, заснувших на этой рогожке, не проснулись бы. То, что я сейчас хлопаю в темноте глазами, для Шакала новость и удивление…
Или нет? Или он просто легонечко попробовал, на что я способен?
Говорят, далеко на востоке есть селения, полностью порабощенные Шакалами. Говорят, что люди, однажды угодившие к Шакалу в яму, возвращаются потом сонными и задумчивыми, много едят, не приносят потомства,
Говорят, Шакалы запускают к людям собственных выродков, ничем не отличимых от живых, кроме разве что исключительной тяги к власти. Говорят, за несколько лет шакалий подкидыш способен выбиться как минимум в деревенские старосты, и как только он наденет свою «тень венца» – на селение падут моры и неурожаи, сумасшествие, пьянство и прочие погибели; мне, честно говоря, думается, что последняя легенда возникает всякий раз, когда приходит время смещать очередного бездарного старосту…
А вот про то, что Шакалы легко погружают людей в многосон, – про это я ничего прежде не слышал.
Хостик бодрствовал, я видел, как поблескивают обращенные к огню глаза. К'Рамоль… худо, если он заснул и не может выбраться.
Я бесшумно встал. Хотел окликнуть нашего стража – но почему-то раздумал, побрел к костру по росистой траве…
Очень интересно.
Тропинка под моими ногами выгнулась как живая. Как будто я шел по извивающемуся червю; не свернув, не оступившись, я оказался вдруг идущим прямиком к клетке, причем ощущение не было пугающим – скорее забавным.
Хостик не оглянулся. Кажется, он вообще меня не видел.
Я с усилием остановил собственные шагающие ноги. До клетки было рукой подать – тем не менее за железными стенками не ощущалось не то что движения – взгляда.
Разбудить Рамоля. Больно толкнуть Хостика в бок, привести в чувство. Отползти подальше и с первыми лучами солнца – в путь…
Да что я, крестьянский мальчик, чтобы со свистулькой ходить и заговоренным молоком спасаться?!
Я сжал зубы. Мое справедливое возмущение, ярость, побуждение немедленно, наперекор всему, подойти к клетке – были они действительно моими? Или ловко подсажены мне в мозги?
Я повернулся. Уставился в спину неподвижно сидящему Хостику, сделал шаг, другой… Костер послушно приблизился, я позволил себе благодушно усмехнуться – и тут же обнаружил, что стою почти перед самой клеткой, что телега просела под ее тяжестью и вот-вот треснет, что костер остался у меня за спиной, а на железных листах лежит бледный отблеск огня и моя собственная темная тень…
Уцепились, называется, за случайную подработку. Взяли «халтурку на дом»!
– Рио…
Я ухитрился не вздрогнуть.
Голос шел ниоткуда.
На площади казнили врагов серебряного венца – то есть мятежников областного масштаба; приезжий рыцарь желал пронаблюдать за зрелищем, и потому лопоухий юноша-оруженосец, не испытывавший к подобным событиям никакого интереса, волей-неволей наблюдал тоже.
Мятежников было двое,
– Интересно, – пробормотал себе под нос приезжий рыцарь, но за ревом довольной толпы его почти никто не услышал.
Спустя некоторое время – площадь уже наполовину опустела, отбыл в свой дворец удовлетворенный наместник, рабочие неторопливо разбирали складной эшафот – рыцарь с оруженосцем оказались у входа в некий подвальчик, дубовая дверь которого вечно была заперта на огромный замок. Однако именно сегодня – случайно ли? – между дверью и проемом обнаружился зазор, и несмазанные петли чуть поскрипывали в такт сквозняку – скрип-скрип… скрип-скрип…
Рыцарь постучал, предъявил свой перстень, сказал нужное слово, извлек нужное количество монеток; молодой плечистый парень, открывший скрипучую дверь, пропустил рыцаря и его спутника вниз по узкой каменной лестнице.
В сырой комнатушке обнаружились скамейка вдоль стены, пара факелов и еще один парень – копия первого, его брат-близнец, бледный, взъерошенный, с угрюмыми болезненными глазами. В тряпках, небрежно брошенных на скамью, лопоухий оруженосец с ужасом узнал заляпанные кровью балахоны палачей.
Рыцарь кивнул и выдал близнецам еще по монетке. Первый принял с благодарностью, второй так и остался сидеть, бездумно разглядывая тусклый кругляшок на ладони.
Зажжен был новый факел.
В дальнем углу, под низкими сводами, на одном столе под рогожей покоились два тела, казавшиеся неимоверно длинными из-за отдельно лежащих голов. Оруженосец обмер.
Рыцарь повелительно кивнул обоим палачам на дверь; первый повиновался через силу, второй равнодушно. Оруженосец охотно ушел бы следом – но взгляд господина не пустил его.
Рыцарь подошел к столу и коротким деловитым движением откинул рогожу, обнажая обе отрубленных головы; юноша и хотел бы отвернуться, а все-таки смотрел как завороженный.
Первый из казненных был оскален и страшен.
Второй…
Оруженосец замер, не имея возможности вздохнуть. Все внутренности свело одной долгой судорогой.
Второй из взошедших сегодня на эшафот дернул веками, причем между обрубком шеи и обрубком головы по-прежнему оставалось с ладонь окровавленной древесины.