Рубежи
Шрифт:
— Именно этот сержант, — усмехнувшись, сказал Славнин, — и бомбит меня своими рапортами.
— Вы кадровый или по мобилизации? — спросил капитан, устремив на меня острые зеленые глаза.
— Кадровый.
— Где служили?
— В 10-й армии, 86-й стрелковой дивизии, 287-м стрелковом полку.
— В окружении?
— Был. Под Слонимом. Выбрался в Гомель.
— В плену?
— Никак нет.
— Родом?
— С Урала.
— Родственники на оккупированной территории остались?
— Нет!
— С парашютом дело имели?
—
Поспрашивал меня капитан и отпустил, так и не сказав, зачем вызывал. Отмахал я снова пять километров. Попал в хату в самый подходящий момент — Иманкулов с напарником садились ужинать, а в печи весело пластали дубовые поленья. Иманкулов косил на меня узкие глаза, ждал, а мне и рассказывать-то было нечего.
Спустя два дня, утром, появился старшина. Сказал Иманкулову:
— Сегодня работаете без сержанта.
Когда за бойцами захлопнулась дверь, старшина достал из вещмешка гимнастерку и галифе, бросил на лавку, приказал:
— Переодеться!
Что значит — переодеться? Взял застиранные добела галифе с латками на коленях. Рассердился:
— Ты что, спятил?! На это дерьмо менять свою одежду?
— Отставить разговорчики! — повысил голос старшина. — Приказ командира не обсуждают, а выполняют!
— Ты мне не командир!
— Приказ майора!
— Не бреши!
— Слушай, сержант, — сбавил обороты старшина. — Ну какая тебе разница — в этих ехать или в других? На новом месте тебя обмундируют с иголочки, зато для своего родного СТАПРО сделаешь доброе дело — сохранишь хороший комплект обмундирования. Понял?
Старшин во время службы в армии встречал много. Походили они друг на друга не только по характеру, но и по внешности. Подтянутые, преисполненные собственного достоинства. С таким самомнением: выше должности в армии нет и генералы без старшин не обходятся. Спорить с ними — гиблое дело.
Поразила меня запоздалая мысль — в новой части хорошо обмундируют. В какой части?
— Погоди, — спросил я. — А куда это меня?
— Есть приказ явиться к новому месту службы. А куда, не ведаю, сержант. Давай, не тяни волынку, переодевайся!
Так я распрощался с друзьями-строителями, со стапровцами, с которыми за год службы сроднился. С майором Славниным, с Ивановым, Богдановичем. Очень не хотелось расставаться с Иманом Иманкуловым, с ним в сорок первом выходили из окружения. Но служба есть служба.
Сборный пункт, куда я прибыл, находился в крохотной деревушке. Разместили нас в школе, в спортивном зале. Вдоль стен высились два яруса нар. Прибывали сюда красноармейцы из всех частей Центрального фронта. Вторая рота была уже сформирована и где-то проходила обучение. Нас нарекли первой ротой. Батальон оказался особым, подчинялся непосредственно штабу фронта: двенадцатый отдельный гвардейский батальон минеров. Сокращенно — 12-й ОГБМ. Бойцов в него отбирали строго, преимущественно кадровиков. И чтоб имели образование не ниже семи классов.
Командиром нашего взвода назначили лейтенанта Васенева. Мы с
Несведущий может подумать: «Что за техника — мины?» Проще и не бывает. Немудрящий корпус — железный или деревянный, а то и пластмассовый. Начинен взрывчаткой. В ней взрыватель. И самому можно изготовить, партизаны так и делали. Но просто лишь на первый взгляд. В минном деле, как, впрочем, и в любом другом, не существует мелочей. А в минном все-таки особенно, ибо мелочь может стоить жизни.
Тот, кто этой истины усвоить не может, в минеры не годится. Эта неспособность, вовремя не обнаруженная товарищами или командиром, обязательно приводит к беде.
Васенев рассаживал взвод в комнате, на середину выдвигал стол и выкладывал из вещмешка мины. Весь стол завалит. Глядим на эти нехитрые смертоносные приспособления, выдуманные человеком для уничтожения человека же, и мороз по коже пробирает. С виду безобидно, а внутри смерть.
Из кучи лейтенант выбирает мину, похожую на квадратный ларчик, — в крестьянских семьях в таких хранили письма и всякую мелочь, вроде ниток и пуговиц.
— Прошу ответить — что это такое? — спрашивает Васенев и обводит нас взглядом. Бойцы пожимают плечами — впервые видят. Лейтенант, выдержав для солидности паузу, сообщает:
— Это неизвлекаемая мина Старинова. Устроена она хитро и рассчитана на то, что если ее и обнаружат, то все равно извлечь не смогут: обязательно взорвется.
И начинается очередное занятие.
Кажется, чего проще обезвредить противотанковую мину. Вывинтил головку с взрывателем — и все. Но не торопись! И простые мины бывают с сюрпризом. К днищу пристраивают еще один, скрытый от взгляда взрыватель натяжного действия. Потянешь ее на себя, вроде бы уже обезвреженную, а проволочка вытянет из скрытого взрывателя чеку. Взрыв такой мины рассчитан на повреждение стальной махины. А человека на кусочки разнесет.
Основательно подковал нас лейтенант на минном деле.
Наступил черед парашютной подготовки. Теорией почти не занимались, сразу взялись за тренировки. На высоком берегу речушки стоял старинный монастырь. Имелось в нем помещение, похожее на спортивный зал. Соорудили там парашютный тренажер, поставили стол для укладки парашютов. Взводу выделили инструктора, и начались занятия. Укрепляли на себе подвесную систему, поднимались по лестнице на верх тренажера, где была малюсенькая площадочка, цепляли к системе веревку и прыгали. Длина веревки была как раз такая, что мы еле касались пола, вернее, матраца, уложенного для подстраховки. Потом мудрили над укладочным столом. Не заметили, как наступила середина зимы. Политрук ежедневно проводил с нами беседы, рассказывал о положении на фронтах, особенно под Сталинградом. Когда капитулировала армия Паулюса, у нас целый день не было занятий — состоялся митинг, потом показывали кино, а вечером пели песни.