Рубежи

Штенье Робин

— Пророк?

— Бесследно исчез вместо со своим псом.

Ян, крепко зажмурившись, откинулся на подушки, пытаясь переварить услышанное. Из мыслей на ум приходили только нецензурные, цвета бессилия с оттенками отчаянья. Он бы потянулся к демону, но знал, что рыжая сволочь не ответит, да и откуда ему знать, где именно сейчас Лана, ведь сам Агни может сейчас лишь через Яна пребывать на Земле. Но пророк! Вот он-то!..

— Я ему верю, — сказал вдруг Николас.

— Что? — не понял Ян.

— Верю пророку. Как верит Сеня. Как верил Майки Феллоуз, предавший из-за этого собственного отца. Знаю, как сейчас выглядит

происходящий вокруг и повсеместно ад, но мы ведь понятия не имеем, что случилось бы, поступи мы все иначе. А он видел… И видения эти были весьма болезненными…

Глава 26. Ночь Брамы

Густаф Маркони отчего-то вдруг преисполнился миролюбивым настроением и разрешил Миле позвонить родителям. Она так обрадовалась, что даже забыла привести себя в порядок, а когда обратила внимание на миниатюру своего изображения в интерфейсе видео-звонка, оказалось поздно — и мама, и папа заметили и взъерошенные волосы, и синяки под глазами, и как сильно она похудела за последние дни. Несмотря на то что Миле наконец стало лучше, убедить родителей в этом удалось с трудом. Пришлось приложить немало сил и природного артистизма, чтобы наконец успокоить их волнение. Она не до конца понимала, кого успокаивает больше: отца с матерью или себя. Но в итоге все-таки сумела их убедить, что ничего страшного с ней не случилось, а выглядит так, потому что как обычно рисовала ночь напролет. Последнее вполне было в духе Милы, и родители немного успокоились, попросив ее беречь себя и больше отдыхать.

А вот у Шанкьяхти-хи успокоить непосредственно Милу никак не получалось. Они сидели за столиком на веранде и обе пытались быть сдержанными в эмоциях, что после того, как Мигеля отправили на Внешний Рубеж, выходило с трудом. Шане казалось, что свежий воздух и щебет птиц поспособствуют атмосфере спокойствия и умиротворения, но Мила так не считала. Никакие пташки и шум листвы здесь не помогут, если ответы, которые давала Шанкьяхти, вызывали скорее беспокойство. Как бы та не пыталась подбирать слова, и как бы ни был затуманен рассудок Милы присутствием богини Воды, она все равно зрила в самую суть и начинала считать это не даром, а проклятьем.

Ритуал закрытия Врат и сопутствующий ему ритуал призыва векшами богини Воды обратно в Авекшу, описанный синекожей, заставляли Милу нервно сжимать руки в кулаки, из-за чего ногти впивались в кожу. Это нехитрое действие отрезвляло, позволяя вернуться в реальность и не рисовать в воображении жуткие картины конца всего сущего. Легкая боль помогала сконцентрироваться и не потерять контроль над собой.

Ритуал, который собирались провести векши, освободит Милу от богини Воды, избавит от ее власти. Звучало прекрасно, но здесь, как в любой заманчивой сделке, присутствовал пункт, который обычно прописывался мелким шрифтом. И Миле он совсем не нравился, настолько, что хотелось заткнуть уши и больше не слушать Шанкьяхти-хи.

— Значит, Лана погибнет?

Шана нехотя кивнула.

— Это все потому, что только она может закрыть Врата? Я помню, Густаф говорил, что кроме нее с этой задачей никто не справится. Но могу ли я ему верить? Может быть кто-то другой может заменить ее? — голос начал дрожать и Мила, сильнее сжав кулаки, подалась назад, касаясь лопатками спинки стула.

Нужно выдохнуть и постараться сохранить

самообладание.

Шанкьяхти, судя по тону, выражению лица и позе, разговор тоже особой радости не доставлял. Она сидела с видом учительницы на продленке и пыталась выглядеть вежливой и профессиональной, но получалось у нее не очень.

— Мила, — начала она снова, — ты же понимаешь, что этот ритуал не только про тебя, Лану и богиню Воды? Это про весь мир… про два мира. Это про жизнь и смерть. Не только ваши, но и всех остальных. Нельзя смотреть на закрытие Врат с позиции обиженного ребенка. Но даже если ограничиться этим, то ты должна понимать, что даже твоя жизнь все еще под вопросом. В процессе проведения ритуала ты потеряешь все свои магические силы. И в живых останешься только в случае, если тебя успеют исцелить.

— Да, но меня получается можно спасти, а Лану — нет. И это, скажем прямо, так себе расклад. — Мила сцепила руки на груди, понимая, что так еще больше стала похожа на обиженного ребенка, но не стала себя сдерживать.

— Если не закрыть врата — умрут все. Вот это ключевая мысль, которую ты должна зафиксировать. Жизнь Ланы против жизни всех остальных, если так тебе будет понятней.

— Хорошо… — мягко продолжила Мила, зацепившись за внезапно озарившую ее мысль, — а если я заменю Лану? Я же тоже Ключ! Я тоже смогу «запереть дверь». Разве нет?

Шана вымучено улыбнулась, пристально глядя в глаза. Некоторое время помолчала, изучая Милу, затем ответила:

— Да, ты тоже Ключ. И да, теоретически ты тоже можешь «запереть дверь». Но только нужно ли…

— Говори, как это сделать! — перебила Мила. — Я хочу знать все варианты в деталях!

— Существует заклинание — Ночь Брамы. С помощью такой руны ты можешь запечатать себя и богиню Воды непосредственно во Вратах, тем самым закрыв их. Но в этом случае у тебя не будет шанса на перерождение. Ты останешься томиться там навечно. Первый же, предложенный вариант, предполагает, что даже если вы с Ланой погибнете, то просто уйдете в круг. Вы обе переродитесь. А при хорошем раскладе — ты останешься жить, а Лана уйдет на новый виток. Если осуществить Ночь Брамы, Лана останется жива, а для тебя не останется вариантов.

Заметив задумчивость Милы, Шана продолжила:

— Ты не торопись с принятием решения. Время еще есть. Лану пока не нашли, да и удерживающие печати надо восстановить.

— Детали… Я просила детали! — резче, чем хотелось бы, произнесла Мила.

— Я пока не покажу тебе руну, ни к чему спешить. Просто ложись спать и не переживай так обо всем. Особенно — о других. Подумай немного о себе, отдохни. А то бледная, как поганка. Кожа да кости, а под глазами круги, словно тебя панды воспитывали, как сказал бы один мой знакомый…

Когда Шанкьяхти ушла, Мила еще долго сидела в плетеном кресле, не в силах подняться. Оба описанных варианта ей не нравились. И оба, если абстрагироваться от эмоций, казались приемлемыми. Жизнь одной или двух против жизни всех — это небольшая цена. Но в то же время — непомерно высокая!

И если за себя Мила могла все взвесить и принять решение, то за Лану — нет. Как можно согласиться на то, что ее лучшая подруга погибнет? Их многое связывало, их многое роднило.

Мила сама не заметила, как разжались кулаки, пальцы перестали впиваться в кожу, а ее унесло волной воспоминаний…