Рубин царя змей
Шрифт:
— Нет, хасси означает не любовницу, — ответил он наконец.
— А что же? — выдохнула Иллиана, положив локти на стол и даже немного подавшись вперед. В голове вспыхнуло очень похожее слово, которым ее в детстве назвал добрый мирай. Слово, услышав которое, Торриен вчера так разозлился.
“Сайяхасси”…
Быть может, прямо сейчас Торриен скажет, что они оба означают?
*светлейшая чета — обращение к человеческим
Глава 4
В этот момент на их балкон зашел официант, молча, откупорил пыльную бутылку вина и, разлив по бокалам, поинтересовался:
— Вам как обычно, мирай?
Торриен кивнул, не глядя.
— А для вашей хасси?
— Принесите то, что восхитит гостью, — ответил он и бросил на официанта такой острый взгляд, что у Иллианы по спине пробежала дрожь.
Тот низко поклонился, так ни разу и не посмотрев в глаза ни мираю, ни его спутнице, и исчез за дверью.
Затем Торриен поднял бокал, в котором золотилось белое игристое вино, предлагая выпить.
— За самую красивую девушку Шейсары, за настоящее сокровище, которое мне довелось встретить…
Иллиана смутилась, но не подала виду. Подняла бокал и чокнулась им с мужчиной. Высокий звон в ночной тишине прозвучал даже слишком громко.
Девушка повернула голову и взглянула вниз с балкона. Здесь до земли было совсем недалеко. Высота второго этажа оказалась не больше двух метров — чуть выше человеческого роста. Сейчас внизу появились еще какие-то гости. И казалось: перегнись через перила — и дотронешься до них рукой.
В этот момент снова вернулся официант и поставил на стол какую-то ароматную рыбу в морепродуктах, огромную креманку мороженого, ужасно похожего на змейку в ежевике, миску свежих ягод и фруктов со сладкими взбитыми сливками и еще несколько блюд, на которые девушка смотрела с чуть меньшим восторгом, чем на предыдущие.
— У нас в Нижнем городе эти ягоды очень редки, — с придыханием проговорила она, окуная желтую морошку в змеиный хвостик от мороженого. — Должно быть, они стоят бешеных денег.
Сказала и бросила угощение в рот. Какой смысл отказываться от лакомства, если его все равно уже принесли?
— Это не то, о чем стоит беспокоиться, Иллиана, — мягко ответил наг и, заметив, как она зажмурилась от удовольствия, улыбнулся.
Затем она открыла глаза, поймала эту улыбку и покраснела.
Некоторое время мирай ничего не говорил, и девушке удалось относительно спокойно поесть. Кушать и правда хотелось. Она была голодна еще с обеда, когда вместо супа с утиными ножками пришлось съесть пару салатных листьев. А все потому, что весь день она провела в бесполезных поисках можжевельника для аптекарши Розы.
Когда первичный голод оказался утолен невероятными по своим вкусовым качествам
Мягкое прикосновение обожгло, стоило их коже соприкоснуться. Девушка вздрогнула и посмотрела на мирая широко распахнутыми глазами.
Ей ужасно захотелось убрать ладонь. Но не потому, что это было неприятно. А как раз наоборот.
Мирай сжал пальцы, и девушка опять начала ощущать, как все ее спокойствие и уверенность тают, как последний снег. Сердце вновь начало ломиться в ребра, стучать, как ненормальное.
Золотой взгляд жег кожу.
Другой рукой Иллиана подняла бокал вина и отпила, пытаясь привести мысли на место.
В этот миг Торриен спросил:
— Скажи мне правду, о чем ты думаешь? — Несколько секунд молчал, глядя куда-то вглубь нее, а затем добавил: — Я смотрю в твои глаза и вижу два кристалла, чистых, как утреннее небо. Но я хочу не только наслаждаться их красотой, но и знать, что таится за их блеском. Мне кажется, ты боишься меня, Иллиана.
Короткая пауза, во время которой внутри девушки все перевернулось, а затем он снова повторил:
— Скажи мне, о чем ты думаешь?
И голос был такой бархатный, такой ласковый… Словно он упрашивал ее. Почти умолял.
Иллиана на миг зажмурилась, пытаясь понять, не кажется ли ей это. Зачем мираю о чем-то умолять ее? Простую девушку? Ведь он способен добиться всего, чего пожелает, всего лишь единожды приказав.
— А ты уверен, что хочешь это услышать? — прищурилась она, вдруг ощутив, как коварные пузырьки вина, наконец, сделали мысли легкими, как ветер.
На ее лице появилась улыбка.
Мирай скользнул потемневшим взглядом по ее губам.
— Если ты будешь продолжать улыбаться, то я готов услышать что угодно.
— Ну, ты сам виноват, — пожала плечами девушка и отпила еще глоток, прежде чем сказать. — Я думаю, ты специально обманываешь меня. Вводишь в заблуждение, скрываешь правду. Что бы я у тебя ни спросила, ты будешь молчать, потому что тебе это зачем-то нужно. И меня ты выбрал не просто так. А потому что я — сайяхасси, что бы это ни значило. Ты преследуешь какую-то цель, и я для тебя — лишь путь к ее достижению. Вот так я думаю!
Иллиана решила, что ее слова разозлят мирая. Она уже почти приготовилась к гневной отповеди. Но он продолжал спокойно пить вино и следить за ней. Отмечать каждое изменение ее лица, вслушиваться в слова и читать по ней больше, чем она была готова сказать.
Это вдруг выбило Иллиану из колеи.
— То есть ты не веришь в то, что просто интересна мне? — спросил он тогда, и на лице появилось дерзкое выражение. — Что мне нравится твоя улыбка, что я покорен твоим смехом? Что едва держу себя в руках, когда вижу, как ты случайно прикусываешь губы или невзначай облизываешь их?..