Рубин Good

Ли Андрюс

Зрелище и впрямь навевало образ теплой домашней постели, после чего захотелось закрыть глаза, уютно свернуться калачиком и уснуть вплоть до Рождества Христова.

"Какая чудная безмятежность...
– меланхолично подумал Рубин.
– День снова сулит быть длинным и пустым, словно банная шайка Нептуна, опухшего от водянки две тысячи лет назад".

Над этой великолепной океанической пустотой застыл полупрозрачный лунный диск. Издалека казалось, что спутник Земли - это всего лишь огромный стеклянный шар, наполненный туманными очертаниями

неведомых животных и кривыми рожами космических проходимцев.

Рубин встряхнул головой и вышвырнул эти образы за борт. Однако Али Ахман Ваххрейм тотчас заметил, что Луна напоминает ему бледную лысину правоверного магометанина, выбритую острым ятаганом вдоль и поперек, вплоть до зеркального блеска.

Рубин еле слышно выругался, нехотя возвращаясь к мучительной реальности и шумному плеску волн.

– Что милок...
– насмешливым тоном процедил кто-то.
– Моря давно не видал?.. Так смотри на сию картину, пока очи твои еще могут взирать по сторонам.

Рубин прищурился и глянул. Картина внушала всяческое почтение. Она буквально завораживала и заставляла думать о бренности собственной плоти с необъяснимой и мучительной тоской.

– При таких обстоятельствах и невыгодном раскладе мы как будто пожухлые зерна в пшеничном колоске...
– Едва слышно подметил кто-то из гребцов.
– Тряхани нас еще чуток, и мы все окажемся на земле, где нас сожрет любая птица, а не только говенные норманы.

– Какие зерна, уважаемые паны?!
– искренне подивились поляки.
– Какие такие колосья, пся крев?! Вы что совсем с ума посходили!

– Да...
– задумчивым тоном подхватил Али Ахман Ваххрейм.
– Мы скорее похожи на шелуху от лука. Нас давно уже употребили в пищу и швырнули под башмаки озверевших проходимцев. Мы несемся по воле небес, как Аллах на душу положит, однако упорно думаем, что двигаемся по собственной нужде к вершинам наших жалких судеб...

Размышления навевали неописуемую хандру, заставляя горевать выше нормы. Однако норманны практично рассмотрели ситуацию, внимательно изучая изумрудную гладь моря.

Оказалось, что кроме нескольких потрепанных драккаров, на сотни миль вокруг не наблюдается ни единой знакомой посудины. Горизонт напоминал грандиозную оконную нишу, гостеприимно прорубленную к подножью сверкающей пропасти: ни "Левого пальца тьмы", указующего путь к дьяволу, ни северо-европейского дромона, ни тяжело-груженного кнорра, ни единой транспортной лоханки, ни единой живой души. Мир как будто специально вычистили от постороннего мусора, чтобы легче дышалось небесам.

– Похоже, викингов смыло к чертовой матери?
– тихо предположил кто-то.

– Ага...
– с кривой усмешкой обронил Али Ахман Ваххрейм.
– Надеюсь, они более не всплывут навстречу своим "дорогим собратьям", словно верблюжье дерьмо в пустынном оазисе.

– А мы кто?!
– живо отозвался еще один голодранец.
– Такое же дерьмо, как и наши хозяева, если не

хуже. Молитесь грешники, ибо пустота - пустотою, но даже в абсолютной пустоте завсегда отыщется косяк смышленых рыбок, желающих оторвать подходящие яйца вместе с железным крючком.

Итог казался неутешительным.

– Все сгинуло - к дьяволу в пасть!
– сокрушались викинги.
– Какой резон в геройских плаваньях и увечьях, если вместо основательного барыша кругом одни убытки?! С таким наваром нас засмеют даже сопливые чада.

"Да...
– вполне резонно поддакнули про себя уставшие гребцы, всяческим образом изображая на лицах мировую скорбь и житейское сочувствие.
– Кто не способен создавать собственное добро, тот и чужого не удержит".

– Беда-то какая, - сурово рекли незадачливые скандинавские громилы, мрачнея с каждым часом.
– Пес с ним, с чужим скарбом - в другой раз его поимеем. А вот корабли - эта наша самая серьезная утрата! Без них - любой викинг, словно одинокий волк под луною, у которого не осталось ничего хорошего за душой, кроме собственной шкуры и голодного воя...

"Да...
– снова вполне благожелательно подумали про себя сострадательные гребцы.
– Наверное, пропавшие посудины суровых отпрысков севера пошли своим нелегким каботажным путем. Может быть прямиком на морское дно, во имя Господа нашего всеблагого. А может статься сразу к бесам в преисподнюю".

Лица невольников при этом светились неугасимой христианской верой, включая молчаливого японца Такеду и мавра. Они с полным смирением обратили свои лики навстречу погожему золотому светилу и, преисполненные вселенской благодати, преспокойно положили ладони на весла.

Викинги чувствовали себя не лучшим образом. Привычная тьма ругательств, кабацкая брань и собачий лай вместо обыкновенной путевой речи раздавались со всех концов "Огненного дракона". Однако, несмотря на потерю скарба, невзирая на злые происки фортуны и бескрайние хляби океана, ближе к полудню измотанным гребцам дали малость пожрать. Кормежка была хоть и грубая, но вполне сытная. Она состояла из вяленого мяса, пересоленного на добрую сотню процентов, кислых ломтей ржаного хлеба и глиняной плошки с водой. Кормили скупо, но вполне разумно, чтобы хватало сил на справную работу.

После стылого ночного ветра еда пришлась кстати. Люди немного согрелись и даже как будто слегка повеселели. Если бы не длинная ржавая цепь, аккуратно протянутая меж ногами гребцов, то жизнь могла бы выглядеть всего лишь беспокойным сновидением усталого путника, а не затяжной страшилкой неведомого сочинителя. Однако цепь расставляла все по своим положенным местам, возвращая людей к действительности помимо их воли. С таким подарком судьбы каждый невольник становился заурядной вещью, объектом для нескончаемых побоев и унижений. Эта цепь низводила гребцов до состояния явной рабочей скотины, судьба которой была незавидной и предопределена свыше.