Рубин из короны Витовта

Дмитриев Николай Николаевич

– Не волнуйся, там, в замке, есть люди, которые тоже интересуются твоей историей…

– Чем именно? – быстро спросил Гашке.

– А хотя бы тем самым «королевским камнем»… Кстати, ты тот старинный документ не забыл?

– Ясное дело, нет, – откликнулся Гашке и погладил ладонью папку, которая лежала у него на коленях.

Обгоняя очередной грузовик, Вернер действительно сосредоточился на управлении, но позже, то ли избегая разговоров про замок, то ли излагая собственное кредо, убедительно заговорил:

– Мы, Теодор, начинаем новый отсчёт времени,

но забывать предков никак нельзя. Ведь мы связаны с ними не только кровными, а и духовными узами, и, я убеждён, все наши успехи базируются на чётком уяснении значимости прежних достижений. И наше задание – собрав всё по крохам, возродить былое величие! – закончил на патетической ноте Вернер и, крутанув рулём, даже не притормозив, свернул с автобана.

Замок Вевельсбург – массивное треугольное сооружение – и издали выглядело весьма угрожающе, а когда юркий «опель» подъехал ближе, это ощущение только усилилось. Наверное так получилось и потому, что Гашке заметил возле въездных ворот молчаливую эсэсовскую охрану. Теодор заволновался, ожидая, что сейчас их начнут обо всём расспрашивать, но, к его удивлению, эсэсовцы только глянули на мундир Вернера и без задержки пропустили авто во двор.

Оставив «опель» у входа, Вернер Минхель провёл Гашке в приёмную, где дежурный шарфюрер радостно и совсем не по-уставному встретил их словами:

– О, как вы во время!.. Начальник только что справлялся о вас.

Комендант замка, штандартенфюрер СС Тауберт, сидел за огромным старинным столом и сурово смотрел на новоприбывших. На стене за его спиной поблёскивали лунно-серебристые двойные руны Зиг Высшего Футарка [44] , что сразу безошибочно определил Гашке, который с большим интересом осматривал помещение.

44

Знак высшей ступени системы.

Казалось, что мебель, стоявшая в кабинете штандартенфюрера, как была собрана здесь триста лет тому назад, так ни одного раза и не менялась. По крайней мере, у Гашке, который неплохо ориентировался в этом, создалось именно такое впечатление. Больше того, на какой-то момент ему даже показалось, что сейчас он находится не в рабочей канцелярии Третьего рейха, а посещает некий рыцарский орден, и только фигура самого Тауберта до определённой степени нарушала такое впечатление.

После взаимных приветствий, когда Минхель и Гашке уселись на стулья с высокими резными спинками, штандартенфюрер критически глянул на Теодора, который от понимания важности встречи чуть ли не дрожал, и достаточно скептично заметил:

– Так вот вы какой, наш историк… Надеюсь, вы не забыли взять с собой обнаруженный вами документ?

– Ну что вы…

Гашке поспешно раскрыл папку и, достав из неё пожелтевший от времени листок, с которого свешивались три красные печати, почтительно положил его перед Таубертом. Штандартенфюрер внимательно осмотрел лист со всех сторон, зачем-то пощупал торчавший в сторону остаток шнурка от четвёртой печати, вдумчиво, не спеша, прочитал написанное и только после этого обратился к Гашке:

– Действительно, это подтверждение того, что в то время «королевский камень» находился на данной территории. А что ещё вы можете добавить?

– Ваша честь… – от волнения Гашке судорожно проглотил слюну. – За время исследования я столкнулся с намёками и с прямыми свидетельствами того, что тогда исчезло нечто чрезвычайно важное. Однако, что это, прямо названо только здесь, в этом документе…

– Это важное

свидетельство… – Тауберт положил лист на стол и, не сводя с Гашке холодного взгляда, сказал: – Думаю, вам известно, что «Аненэрбе» – это общество, которое занимается изучением древней немецкой истории и наследия предков. Не буду скрывать, мы весьма заинтересованы в том, чтобы этот выдающийся камень был возвращён рейху… Теперь то, что касается собственно вас. Я с радостью сообщаю вам, что препятствий для вашего вступления в СС нет никаких.

Взгляд штандартенфюрера потеплел, его глаза незаметно указали в сторону Вернера, и Гашке, поняв, кому он обязан такой протекцией, благодарно посмотрел на товарища. Потом он словно глянул на себя самого, засуетился, снял очки и растерянно обратился к Тауберту:

– Но вы же видите, ваша честь, что я… – Гашке смущённо покрутил в руках очки. – По своим физическим данным, так сказать…

– Рекомендую вам заменить свой оптический прибор на пенсне. Это и удобнее, и в духе времени. Что же касается остального, – в голосе штандартенфюрера послышалась чуть ли не отеческая нотка, – то для таких, как вы, у нас в СС есть особый чин – фахфюрер, то есть гражданский специалист с офицерским статусом.

– С офицерским? – от радостной вести Гашке пришёл в восторг и даже посмел робко поинтересоваться: – А форма…тоже?

– Ясное дело, – штандартенфюрер открыто улыбнулся Гашке и, давая знак, что аудиенция окончена, встал.

Глава третья. Чеська «ересь»

Чашник Юрий Подебрад послюнил палец, снял нагар со свечей, уже догоревших почти до половины, и по очереди посмотрел на своих собеседников. Их было двое. Слева от Подебрада сидел гуситский священник, отец Кристиан, а справа – сообщник Юрия, пан Вацлав из Кралева. Стол перед ними был завален объедками, а из кубка пана Вацлава, который уже был в добром подпитии, даже выплеснулось немного венгерского, и на чищеной доске теперь розово блестела винная лужица.

Битва у Немецкого брода, блестяще выигранная гуситами, решила судьбу очередного крестового похода, собранного папой, и благодаря ей император Сигизмунд, которого презирала вся чеська громада, в очередной раз получил плюху. К тому же пражские коншели [45] , которые все до одного были на стороне чашников, коварно убили известного ватажка восставшей городской черни священника Яна Желивского.

Обстоятельства складывались таким образом, что чашникам позарез требовалось решить, что делать дальше: то ли выбирать своего короля, то ли в конце концов поддержать отчаюг-таборитов, которые считали это вообще не нужным. К тому же следовало учесть, что проповедника пикартов [46] Мартина Гуску вождь Ян Жижка выгнал в своё время вон из Табора. Именно поэтому сейчас, сидя за столом с друзьями, Подебрад советовался с ними, высказывая главным образом свои мысли.

45

Члены городского совета.

46

Пикарты – наиболее радикальное крестьянско-плебейское течение среди таборитов во время гуситского революционного движения в Чехии.

Прерывая затянувшееся молчание, Подебрад положил кулаки на стол и уверенно, с нажимом на каждое слово, сказал:

– Друзья, всё время воевать нельзя. Война когда-то должна кончиться, и тогда перед нами встаёт вопрос, как быть дальше?

– Только в том случае если мы победим, – скептически хекнул пан Вацлав и потянулся за своим уже наполовину опорожнённым кубком.

Отец Кристиан, сидевший напротив пана Вацлава, внимательно посмотрел на здоровяка-рыцаря и сокрушённо покачал головой.