Рубин Великого Ламы
Шрифт:
— Боюсь этого, капитан!
— Ну, хорошо, господин Петтибон, если невозможно, то и говорить нечего. Мы останемся здесь ночевать. Я, конечно, уверен, что вы ничего не упустили из виду для того, чтобы могло состояться наше отправление в назначенное время. И я не могу на вас сердиться за это невольное опоздание.
— Ах, ручаюсь вам! — воскликнул янки, вытирая пот, струившийся со лба, — я работал, как… я хотел сказать, как негр… но этого я уже никогда не скажу после теперешнего путешествия!
И он удалился, поднимая руки к небу.
Все собрались на палубе аэроплана. Был роскошный вечер. Солнце сияло. Золотистое небо, усыпанное фиолетовыми облачками, казалось чудными ковром,
Многие из английских семейств, а также туземных жителей получили позволение взойти на «Галлию». Собралось многочисленное общество; пиршество продолжалось почти до рассвета, когда все, наконец, с сожалением разошлись и пошли спать.
Утром явилась группа темнокожих рабочих и, под надзором Петтибона, следившего за ленивцами взглядом тигра, окончила наполнение резервуаров нефтяным маслом.
В восемь часов с четвертью все было готово, и аэроплан поднялся в темную лазурь неба.
С высоты остров имел еще более очаровательный вид. Действительно, его справедливо назвали огромным садом, в котором зеленела роскошная растительность, истинно райский уголок всей Индии. И даже жители острова в своих ярких костюмах казались издали живыми цветами.
В девять часов десять минут пролетали над Тринкомали.
Аэроплан направил свой полет через Бенгальский залив, синева которого казалась еще темнее пред ясной лазурью неба.
С высоты чудилось, что под ними прочный пол из блестящего лазуревого камня. В неподвижных водах залива путники заметили целые стаи черепах, которые точно уснули, тихо качались, а между ними мелькали летающие рыбы, которые ежеминутно выскакивали из воды, перелетая с одного на другое место, отчего казалось, точно широкие фиолетовые ленты испещряли лазурную гладь залива. Эти рыбы придавали особый оттенок воде и оправдывали эпитет, часто употребляемый Гомером, — на что лорд Темпль указал Этель, — что море имеет цвет вина. Ни один парус не нарушал этой чарующей тишины.
Но вскоре они увидели налево, вдали, Карайккал и Пондишери.
К концу дня они перелетели через весь Бенгальский залив. В четыре часа пополудни виден был Джаггернат, потом Кутак с блестящими белыми домами, бухта Маганади, которая казалась кипящим озером в спокойных водах залива. Наконец в четыре с половиной часа показался Ганг со своими мутными и желтыми водами. Здесь, среди массы островов, заполняющих его устье, они увидели остров Сангр, известный своими страшными тиграми. Вода Ганга резко отличалась своей желтой мутью от лазурной воды залива и казалась широкой желтой лентой, убегающей вдаль; в устье хорошо можно было заметить эту мутную воду, которая, не смешиваясь, врезалась в прозрачный залив. Позади оставалась Калькутта, этот Ливерпуль Индии, который, увеличивая богатства и расширяя деятельность, почти потерял свою живописную прелесть. Наши путешественники любовались его широкими улицами с роскошными дворцами, его бесчисленными кораблями, наполнявшими бухту; любовались роскошными садами, царским дворцом с красной и голубой крышей, над которой кружились тысячи голубей; окрестными селениями с бесчисленными белыми и желтыми домиками, тонущими в зелени, и, наконец, обилием других деревьев, которые украшали древний город. Все сразу согласились, что этот индийский
Промелькнула Калькутта; скоро и Чандернагор остался позади, и путники уже летели над государством Непал. Было шесть часов.
Перед взорами путешественников поднялась грозная, величественная ледяная масса Гималаев с холодными снежными вершинами. Масса эта непроницаемой стеной стояла между путешественниками и Тибетом.
Температура сразу понизилась. Дамы закутались в теплые накидки. Но холод становился все более и более резким. Казалось просто невероятным, что не дальше как утром они вдыхали полной грудью благодатный и благоухающий воздух Коломбо, а теперь вдруг попали в ледяное царство.
Ледники Гималаев, отражая лучи заходящего солнца, переливались различными цветами, которые не может передать никакая кисть художника. Алые тона все слабели, пока не перешли в бледно-голубые, а затем ослепительно белые. Быстро наступившие сумерки все окутали серым покрывалом.
С семи часов двадцати минут аэроплан должен был постепенно увеличивать угол наклона плоскостей, чтобы перелететь через Гималаи. Вместо того, чтобы двигаться по горизонтальной линии, аэроплан пошел по наклонной, угол которой к горизонту равнялся сорока пяти градусам. Постепенный подъем окончился, когда достиг высоты восьми тысяч трехсот сорока метров. По совету Оливье дамы ушли в каюты; но очень скоро они снова вышли оттуда, жалуясь на одышку и нестерпимый шум в ушах и голове. Лорд Дункан, ослабевший от тяжелой болезни, страдал еще сильнее. У него и у многих членов экспедиции появилось кровотечение из носа. Но наконец пройдена страшная зона; можно было уже спуститься на такую высоту, где дышать стало легче.
Путешественники были в Тибете. Глаза всех пожирали эту таинственную страну, где каждый думал открыть какое-то Эльдорадо.
Оливье, как и другие, опираясь на борт аэроплана, смотрел на тибетские равнины, озаренные холодным светом луны, когда вдруг услышал позади себя чуть слышное восклицание: «Эй, эй!»… — кто-то повторил его несколько раз каким-то неестественным голосом.
Он обернулся и увидел негра Теодора, или, вернее, Боба Рютвена, который делал какие-то таинственные знаки, моргая глазами, прикладывая палец к губам, и показывал на что-то за своими плечами. Оливье посмотрел в ту сторону, но не заметил ничего ненормального и кончил тем, что направился за рубку, приглашая взглядом Боба следовать за ним. Молодой человек быстро понял капитана и поспешил вслед за ним.
— Какого дьявола вы беснуетесь так, Боб? — спросил Оливье, когда они были под защитой от нескромных взоров.
— Говорите тише, ради Бога! — прошептал Боб,
бросая вокруг подозрительные взгляды.
— Но что это значит? Почему столько таинственного?.. Какую государственную тайну хотите вы сообщить мне?
— Государственная тайна! Можете так называть, это не важно!.. Но нас могут услышать. Если бы нам пройти в вашу каюту?
— Может быть, Петтибон снова поймал вас на месте за разговором с мадемуазель, вашей сестрой?
— Я смеюсь над Петтибоном!.. Нет, дело вовсе не касается этого старого шакала… Но нужно, чтобы я сообщил вам то, что открыл… Это долг моей совести. Поверите ли, что… я, право, не знаю, как вам это объяснить… но… Я вовсе не один фальшивый негр на судне!..
И Боб наблюдал, ожидая, какое впечатление произведет это на Оливье.
— Уже давно я это знаю, — ответил Оливье. — С первого вечера я узнал Отто Мейстера…
— Отто Мейстера! — воскликнул Боб, пораженный. — Как? и он также?., он тут?..