Рубиновая верность
Шрифт:
Пока ничего умного в голову не приходило, я на всякий случай стала значительно меньше раздавать обещаний и чеков. Это насторожило Ленечку.
– Я же говорил, что ты постепенно привыкнешь к роли наследницы империи, названной твоим собственным именем! – заявил как-то он. – Уже экономить начала!
– Ленечка! Ты же видел рожи этих уродов, которые просили на туберкулезный санаторий! Они же аферисты! – оправдывалась я.
– А тебе какое дело?
– Ну… хотелось бы, чтобы деньги пошли на что-нибудь действительно нужное…
– Входишь в роль, дорогуша!
– А что ты предлагаешь?!
При этом вопросе Ленечка как-то
– Мы влипли, Ритка! – глухо сказал он. – Как же мы влипли…
Я молча кивала головой. Бедный Зацепин даже не представлял, насколько мы влипли.
Дальше все пошло еще хуже. Ленечку все сильней и сильней раздражали сыплющиеся на нас деньги, снующие за нами по пятам папарацци. Он хотел спокойно работать в своей поликлинике, но главврач всячески намекал ему, что такому богатому и известному человеку незачем занимать место, которое могло бы пригодиться обыкновенному обывателю с медицинским дипломом. Зацепин стал плохо есть и спать. Я раздражаться не могла. Не имела права. Я должна была сглаживать конфликты, поскольку Назаренко как раз и делал ставку на то, что мы осточертеем друг другу, что Ленечка мне надоест до такой степени, что…
Я изо всех сил старалась гасить конфликты. Сначала получалось, потом я выдохлась, и мы стали ссориться. От греха подальше я съехала от Ленечки в свою квартиру. Он не возражал. Я даже немного успокоилась. Похоже, Назаренко такого варианта не предусмотрел. Мне не нужна смерть Зацепина. Мы просто разъехались, и все. Мне вообще не нужен больше мужчина! Пропади они все пропадом! Вполне можно жить и без них!
Я опять поплыла по течению, только фарватер мне теперь был указан Назаренко. От светской жизни уклоняться не удавалось, потому что желающих поживиться деньгами фирмы «Маргарита» не убавлялось. Я подписывала бумаги то под строительство дома престарелых, то детского оздоровительного лагеря, а однажды – под переоснащение и переоборудование поликлиники, где, несмотря на превратности судьбы, продолжал служить Ленечка.
Он ворвался ко мне в квартиру такой бледный и потерянный, каким со дня смерти Наташи Ильиной я его не видела.
– Зачем ты это сделала? – спросил он, привалившись к стене моего коридора.
– Что именно? – спросила я.
– Какого черта ты взялась за нашу поликлинику? Что, других в Питере нет?!
– Ну… меня попросил ваш главврач, Вадим Петрович Фалалеев, я и… Какая мне разница, что за поликлиника?
– Рита! Фалалеев назначил меня заведующим отделением!
– Поздравляю!
Зацепин, как уже бывало неоднократно, схватил меня за плечи, чувствительно встряхнул и закричал в лицо:
– Он ни за что не сделал бы этого, если бы ты не вложила деньги в поликлинику! Это он в благодарность, понимаешь?!!
– Ну и что тут такого? – завопила в ответ я. – Ты ведь хороший специалист! Пациенты давно к тебе в очередь записывались! Какая разница, каким способом ты получил должность, которую заслуживаешь?!
– Я не хочу этой должности не только в… качестве взятки! Я вообще не хочу ее! Я хочу лечить людей, а не заниматься административными делами, ясно?!!
– Ну и откажись от нее!! Подумаешь, проблема!!
– А я пытался!!! Не получается!!!
– А ты еще раз попытайся!!! Нашел тоже неприятность!!!
Мы смотрели друг на друга, и оба понимали, что неприятность и проблема не в том, что Ленечку против его желания назначили
Но знаток человеческих душ Назаренко был уверен, что погубит нашу жизнь. Мы снова (в который раз!) принялись с Зацепиным жить вместе, но ничего хорошего из этого не получалось. Наши отношения уже были сильно подпорчены деньгами Ильи, будто плесенью или ржавчиной. Ленечка не мог не раздражаться моей неутомимой общественной деятельностью и слишком дорогой, даже для заведующего отделением, собственной жизнью. Он стал потихоньку мне изменять. Как уже говорила раньше, я всегда замечала, когда он начинал коситься в сторону. Скандалов и расследований не устраивала, потому что понимала: Зацепин хочет избавиться даже не столько от меня, сколько от Назаренко. И чем больше он хотел избавиться, тем мучительней делалась моя любовь к нему. Мы будто поменялись местами. С двенадцатилетнего возраста ушастый Цыпа ждал, когда я нагуляюсь и нацелуюсь с другими, теперь я, уже битая жизнью женщина, терпеливо ждала, когда ему надоест в чужих объятиях. Я стала часто ездить в сквер возле тех домов, где мы жили с ним детьми. На берегу узенькой речушки с топкими берегами я вспоминала нашу жизнь и кляла себя за то, что так долго не могла понять, как много значит для меня этот человек со светлыми, словно дымчатыми глазами. Все другие мои мужчины не стоили и мизинца этого сентиментального гастроэнтеролога.
Ленечка изменял, но не уходил. Я догадывалась, что он ищет и никак не может найти мне достойную замену, и изо всех сил лезла вон из кожи, чтобы его романы на стороне заканчивались как можно быстрее. Я сделалась идеальнейшей из женщин: чуткой, понимающей и все прощающей. В других обстоятельствах Зацепин не смог бы не оценить этого, но назаренковское наследство мешало ему взглянуть на меня, что называется, трезвыми глазами. С его точки зрения, мы самым вульгарным образом жили на чужие деньги, которые достались нам только потому, что я спала с Ильей.
Не знаю, чем закончилось бы такое наше сосуществование, если бы не Алик. Да-да, тот самый поверенный Назаренко, которого бывший хлебобулочный король Санкт-Петербурга оставил по завещанию моим «опекуном до совершеннолетия». Однажды этот самый Алик явился ко мне в состоянии подпития и заявил, что готов найти людей, которые состряпают для меня липовое свидетельство о смерти Зацепина Л.С.
– Что-то изменилось, Алик? – сразу насторожившись, спросила его я.
– Изменилось, но какое тебе до этого дело? – криво усмехнувшись, буркнул он.
– Я должна быть уверенной, что все без обмана! Сначала деньги, потом – стулья!
– Чего?! – не понял он моего иносказания.
– Ну… в общем, мне нужны гарантии.
– Никаких гарантий не будет!
– А что будет?
– Я приношу тебе свидетельство, ты вступаешь в права наследства и после всех проволочек подписываешь мне две трети состояния.
С одной стороны, это было как раз тем, чего я больше всего хотела, с другой – я боялась, что Назаренко мог предусмотреть такой вариант и как-нибудь подстраховаться. Своими опасениями я и поделилась с Аликом.