Рубиновое сердце
Шрифт:
Иржи помотал головой. «Не может быть, чтобы она мне просто привиделась, словно оптическая иллюзия. Но молодая девушка, гуляющая по сырой земле в легких туфлях и тонком шелковом платье при почти нулевой температуре — это полнейшая чушь. Надо походить среди постояльцев. Может, ее тоже, кроме меня, кто-то видел? И неплохо бы еще раз поговорить с певицей». Молодой человек сел на кровать и зевнул. Все-таки еще очень рано. Обычно в городе в эти часы он только ложится спать. Но раз проснулся, надо пользоваться моментом. И художественная
Достав акварель и листы, положив мягкие кисти и налив воды, Иржи распахнул на лоджии шторы, быстро оделся и встал к мольберту писать небо. Охранник поднял было голову, ибо услышал легкие шаги и шуршание штор, но взглянув на махнувшего ему рукой господина Измирского, державшего во рту сразу два длинных кончика кистей, он снова повалился на диван.
Когда охранник отоспался и открыл глаза, часы показывали около десяти утра. Гостиная была завалена акварельными набросками. На подоконнике лежали и сохли мытые орудия труда. Самого господина художника нигде не было видно, а во входную дверь кто-то отчаянно стучал.
Игнац с колотящимся сердцем подорвался с дивана, видя себя уволенным без выходного пособия и с волчьим билетом в кармане. Боже! Его милая Петра такого не перенесет и уйдет от бестолкового служаки к более успешному продавцу женского белья, сватавшегося к ней позапрошлым летом.
Кое-как оправив рубаху и пытаясь разгладить складку на щеке, оставленную чересчур мягкой подушкой, охранник трясущимися руками открыл дверь. За ней стояла милая барышня в униформе отеля вместе с тележкой, на которой стояли блюда.
— Доставка в номер. — Пропела она, пытаясь заглянуть ему через плечо.
Игнац состроил каменное лицо и нахмурил лоб. Но девушка, приподняв брови и окинув изучающим взглядом беспорядок в его гардеробе, снова пропела:
— Господин Измирский заказали…
— Сколько? — сумрачно спросил охранник, не зная, из каких средств с ней рассчитываться. Денег у него практически не было.
— О, все включается в счет! — девушка ослепительно улыбнулась, поскольку за спиной этого заспанного мужчины она узрела великого и прекрасного маэстро художника. Со вчерашнего дня обслуживающий персонал только о нем и говорит, добавляя к своим наблюдениям светские сплетни, почерпнутые из слухов и бульварных газет.
— Проходите, милая леди! — Измирский слегка дотронулся до плеча крупного мужчины, стоящего в дверях. Тот вздрогнул и сразу освободил проход.
Девушка вкатила тележку, с жадным вниманием озираясь по сторонам. В гостиной всюду валялись листы бумаги с какими-то рисунками. А на сборном паркетном полу виднелись красочные пятна. Но человек, создавший весь этот беспорядок, стоял сейчас перед ней. И, пожирая глазами его прекрасный облик, очарованная девушка проехала колесом тележки по эскизу, стоящему несколько тысяч флоринов. Ах, эта снежно-белая рубаха и обтягивающие ягодицы брюки… В этот миг
— Прошу, поставьте блюда на стол. Вот сюда. — Донеслись до нее издалека слова художника.
Тая от страстного желания упасть к нему в объятья, девушка выгрузила посуду и, заикаясь, промолвила:
— Хотите, я Вам клеенку принесу? Чтобы полы не пачкать?
— О, если это Вас не затруднит! — приложил руку к сердцу граф.
— Нет-нет! — она с обожанием посмотрела ему в лицо. — Я быстро! А то полы-то жалко! Красивые!
Как только за ней закрылась дверь, Иржи весело фыркнул:
— Haec sunt mulieres! (Таковы женщины — лат.) Полы! Обои! Мебель! Прекрасный восход их ничуточки не интересует. Но вот если картина подходит под цвет штор…
Художник быстро собрал наброски и изящным движением кисти показал на стол:
— Присаживайся!
Бедняга Игнац невольно засмотрелся на младшего графа. Теплый свет темных глаз ласкал и успокаивал, обещая, что все будет хорошо. Губы приветливо улыбались. И бойцу захотелось вдруг упасть перед ним на колени и поцеловать этому божественному созданию руку. Глаза затуманились слезами, а ноги стали подгибаться, когда совсем не ангельская рука изо всех сил треснула его по предплечью.
— Эй! Проснись! — голос звучал достаточно сурово, и охранник очнулся, потирая наливавшийся на руке синяк.
— Извините, я не хотел… — покаялся несчастный Игнац.
Иржи сел, улыбнулся и постелил на колени салфетку.
— Ладно, не парься. Кажется, я перестарался? — он кивнул на плечо.
— Порядок. Просто Ваша внешность…
— Понимаю. — Кивнул художник, накладывая себе в тарелку вареные овощи. — Ты не стесняйся, кушай. А то когда теперь придется.
Игнац сел и начал поедать воздушный омлет с грибами.
Через какое-то время, запивая чаем безе со взбитыми сливками, Иржи продолжил начатый разговор:
— Ты считаешь, это сущее удовольствие, когда в тебя постоянно тычут пальцами, выдумывая одну небылицу круче другой? Когда ты не можешь с девушкой спокойно встретить закат на террасе открытого кафе? Когда твой любимый брат не в состоянии жениться только из-за того, что его невесты бросаются тебе на шею, предлагая все, и даже своих собачек? Ты для себя хотел бы такой жизни?
Охранник оторопело посмотрел на Иржи.
— Я не думал об этом. Простите, если вызвал у Вас негативные эмоции…
— Ничего. — Художник крепко хлопнул его по другому плечу. — Сейчас тебя сменят, отдохнешь.
— Но я готов…
— Но не готов я… — улыбаясь, закончил разговор Иржи, снова хватая свои рисунки. — Будь добр, пока ты здесь, застели в гостиной клеенку в тот угол, где мольберт. И узнай местную программу развлечений. Я пока посижу в комнате.
И художник, унося за собой мысли и чувства бойца, скрылся в спальне, прихватив бумагу и упаковку карандашей.