Рубиновый свет
Шрифт:
Он вынул из пачки листков две-три фотографии, похожие на моментальные пляжные снимки.
– Мы нашли свидетеля в Маргейте, - сказал он.
– Пляжный фотограф показал, что видел рыжебородого человека на скале, над толпой. Потом человек этот спустился по выбитым в скале ступенькам, прошел сквозь толпу и заговорил с каким-то неприметным субъектом, похожим на клерка, проводящего у моря свой короткий отпуск. Они беседовали несколько минут, после чего направились к кабинам, вероятно, решили выкупаться. Фотограф предполагает, что видел, как они вошли в воду, но с достоверностью
Он протянул фотографию Гарту, и тот высоко поднял брови. Широкоплечий человек с квадратной челюстью глядел куда-то, закинув голову. Жесткие поля соломенной шляпы отбрасывали тень, и трудно было понять, какого оттенка его светлые волосы. Но доктору не нужно было дожидаться усовершенствования цветной фотографии: он знал, что они тускло-рыжие. Человек в соломенной шляпе был Джозеф Солт.
– Значит, Финеас поехал в Маргейт, чтобы встретиться с братом...
– сказал Гарт.
– Что ж, не удивляюсь. Самое подходящее место для Джозефа Солта.
– Да, - кивнул Гантер.
– Джозеф поехал туда в автобусе знаете, их специально нанимают на праздничные дни. Вечером он вернулся тем же автобусом. Но никто не знает, когда и как вернулся его брат.
– Судя по вашему тону, - сказал Гарт, - вы считаете, что брат его не вернулся.
– И не вернется, - сказал Гантер.
– Даже тело вряд ли прибьет к берегу, там проходит сильное течение.
– Как все усложняется...
– проговорил врач.
– Боюсь, - сказал юрист, - что все упрощается.
– Упрощается?
– переспросил Гарт.
– Да, - ответил Гантер и встал, крепко вцепившись в ручки кресла.
– История эта проста, как история Каина и Авеля.
Все молчали, пока Гейл, глядевший на кружку, не воскликнул как-то по-детски:
– Нет, какая кружка!
– и прибавил: - Наверное, купил перед автобусом. Что ж еще и делать, когда только что убил брата?
– Странное преступление, - нахмурился доктор Гарт.
– Как его совершили, объяснить не трудно - легко утопить человека во время купания, - но я не пойму, зачем было его совершать.
– Причина проста и стара, - ответил юрист.
– В данном случае налицо все составные части ненависти - медленной, разъедающей ненависти, которую породила зависть. Два брата родились в одной и той же провинциальной семье, учились в одной и той же школе, общались с одними и теми же людьми. Они почти ровесники, они даже внешне похожи - оба крепкие, рыжие, не слишком красивые, только Финеас обыграл свою внешность, отпустил эту бунтарскую бороду, вообще оброс. Словом, в юности они мало отличались друг от друга и, наверное, ссорились не больше, чем все братья. Но потом сами видите! Один прославился на весь мир, увенчан лаврами, как Петрарка, женщины поклоняются ему, как киноактеру. Другой же... достаточно сказать, что он обречен провести всю жизнь в такой вот комнате.
– А что, вам не нравится комната?
– заинтересовался Гейл.
– Смотрите, какие приятные
– Не совсем ясно, - продолжал Гантер, не обращая на него внимания, - как Джозеф заманил Финеаса в Маргейт и вынудил купаться. Конечно, поэт метался в те дни, не мог работать, и, кроме того, вряд ли он подозревал, что брат его ненавидит. Остальное просто: нетрудно держать жертву под водой и плыть туда, где течение отнесет тело в открытое море. Потом Джозеф вышел на пляж, оделся и сел в автобус.
– Не забудьте кружку!
– мягко напомнил Гейл.
– Он ее купил, а потом уж поехал домой. Вы прекрасно все разъяснили, дорогой Гантер. Но даже в самых лучших теориях есть слабое место. Есть оно и у вас. Вы пошли не в ту сторону.
– Что вы имеете в виду?
– резко спросил юрист.
– Сейчас скажу, - покладисто ответил Гейл.
– Вы считаете, что Джозеф завидовал Финеасу. На самом деле Финеас завидовал Джозефу.
– Гейл, сейчас не до шуток, - нетерпеливо вставил Гарт.
– Нам и так нелегко сидеть у человека в доме и знать, что он - убийца.
– Это просто ужасно!..
– сказал Гантер, утративший наконец напряженность, и взглянул наверх, весь сжавшись, словно боялся, что со скучного, простого потолка свисает веревка.
В эту секунду дверь отворилась и убийца вошел в комнату. Глаза у него сияли, как у ребенка, увидевшего елку, лицо пламенело до самых корней волос, широкие плечи были откинуты назад, а в петлице пылал цветок. Такие самые цветы Гейл видел недавно на клумбе и без труда догадался, чему так радуется Солт.
Однако, увидев сумрачные лица, тот стал немного спокойнее.
– Ну как, - непонятным тоном спросил он, - нашли что-нибудь?
По-видимому, юрист собрался задать ему вопрос, который был некогда задан Каину, но Гейл откинулся на спинку кресла и засмеялся.
– Я больше не ищу, - сказал он.
– Стоит ли?
– Вы поняли, - откликнулся лавочник, - что не найдете Финеаса Солта.
– Я понял, - сказал поэт, - что нашел его.
Гарт вскочил.
– Да, - продолжал Гейл.
– Я сейчас с ним говорю, - и он улыбнулся хозяину, словно их только что представили друг другу.
– Не расскажете ли вы нам эту историю, мистер Солт?
Тот помолчал.
– Расскажите вы, - проговорил он наконец, - вы ведь знаете все.
– Я знаю все, - сказал Гейл, - только потому, что сам бы так сделал. Говорят, я понимаю сумасшедших, в том числе поэтов.
– Минутку!
– прервал их Гантер.
– Пока вы не скрылись в поэтических дебрях, скажите мне попросту: надо ли понимать, что владелец этой лавки - сам Финеас Солт? Где же тогда его брат?
– Путешествует, наверное, - ответил Гейл.
– Уехал за границу поразвлечься. И развлекаться ему помогут две тысячи пятьсот фунтов, которые дал ему бывший поэт. Это все было легко: Джозеф доплыл вдоль берега до того места, где они спрятали другой костюм, а Финеас вернулся, побрился и переоделся в кабинке. Братья достаточно похожи, чтобы случайные попутчики ничего не заметили. А потом, как видите, он открыл лавочку в новом месте.