Rucciя

Идиатуллин Шамиль

– Теперь, значит, указ номер 384. Секретный. Утечку мы, Alla birs"a 25 , обеспечим какую надо. Преамбула такая же, только еще ссылка «в соответствии с указом 383» идет. С предыдущим, значит. А дальше так: пункт первый. Привлечь военную технику, находящуюся на территории Татарстана и мобилизованную в силы самообороны, к акции возмездия агрессорам, направленной на предупреждение следующих бесчеловечных актов. Второе. Провести первую акцию возмездия в соответствии с разработками оперативного штаба сегодня, 4 августа. Третье. Гарантировать всем участникам акции и их семьям пожизненную защиту от возможного судебного и несудебного преследования, с чьей бы стороны они не исходили. Вот, в принципе, все.

25

Бог даст

Магдиев встал и хотел подойти к пилотам, но, видимо, застеснялся, что получится как в кино. Летчики тоже медленно поднялись с мест, выжидающе глядя на Танчика. Тот

помолчал, что-то соображая, затем решительно спросил:

– На Савватеевку кто идет?

– Мы, – сказал Наиль. Сережа и Дима встали чуть плотнее к нему, показывая, какой он из себя – экипаж, идущий на Савватевку.

– Мужики. Вы сами вызвались, но приказ все равно от меня идет. Это надо сделать. Мне самому, tege, погано, потому что как бы наши там…

– Наших там нет, – сказал Зайнуллин.

– M"ayt"am 26 , обслуга, на радарах, – принялся уточнять чуть растерявшийся Магдиев. Наиль так же скучно повторил:

– Наших там нет.

– А, – сказал Магдиев. – Ну да. Ладно, что я в самом деле… Александр Петрович, чего говорить-то положено?

– Ничего, – сказал Латышев, который, похоже, нервничал больше всех. – Ребята, просто сделайте как надо. Чтобы никто и никогда, ни одна сука…

26

Я говорю

– Ладно, Петрович, – оборвал его полковник Зайцев. – Все понятно. Танбулат Магдиевич (местные пилоты чуть скривились, но поправлять не стали, а Магдиев не шелохнулся), я сам полслова скажу. Я вас три месяца назад презирал, два месяца назад ненавидел, а теперь сам сюда приехал. Потому что я русский офицер. А никто, кроме вас, мне не дает делать то, что должен русский офицер. Мы все сделаем, как надо – и для татар, а для русских, и для девочки этой Юли. И для тех, кто ее убил. Езжайте, Танбулат Магдиевич, мы дальше сами. Пошли, мужики.

4

Тот, кто умеет обороняться, зарывается в самые глубины Земли. Тот, кто умеет нападать, обрушивается с самых высот Неба. Так они могут сохранить себя и достичь полной победы.

Суньцзы

Окрестности Йошкар-Олы.

11 августа.

Пит Маклоски был старожилом Савватеевки – он прибыл сюда еще три недели назад и застал времена, когда миротворческая бригада обедала вместе с русскими солдатами в их столовой. По счастью, эти времена не продлились более полутора суток – познакомившись с местным рационом, и вертолетчики, и радиотехники поняли причину агрессивности и неистовства российской армии, но сочли, что грубые желудки летунов столь утонченной пищи не вынесут. Полковник Коули лично распорядился распатронить по такому поводу продуктовый НЗ и до своего отъезда успел убедить начальство в необходимости обеспечить экспедиционному корпусу автономное питание. Скоропостижный крах карьеры полковника, по счастью, не сказался на обещании начальства: вместе с 8-м авиакрылом из Ирака прибыла бригада поваров и полевой модульный ресторан. Маклоски, которого несколько напрягали иронические возгласы русских по поводу гастрономической несостоятельности гостей, мечтал привести этих симпатичных, хотя грубоватых, грязноватых и совершенно не знающих английского солдатиков, в нормальное заведение, где можно бросить в кишку нормальную еду, не окунаясь в жар и вонь подгоревшей пшенки. Не получилось: практически весь личный состав русской воинской части был по договору между Москвой и Вашингтоном срочно передислоцирован в другую крохотную национальную республику, название которой Маклоски пытался запомнить трижды, но так и не преуспел – так что Савватеевка оказалась полностью американской частью. Исключение составляли заместитель командира части майор Беглов, выполнявший при американцах роль Вергилия, а также восемь военных диспетчеров и специалистов радиолокационной службы. Они номинально несли боевое дежурство, в котором явно никакого смысла не видели. И в самом деле, зачем пасти свои самолеты и выслеживать самолеты потенциального противника, если свои самолеты в Савватеевке больше не садятся и вообще обходят этот квадрат стороной (все по тому же соглашению Москвы и Вашингтона), а потенциальный противник, занявший базу целиком, сидит чуть ли не за левым плечом за собранной в дальнем углу расширенного (пришлось сломать пару стен) диспетчерского зала аппаратурой и что-то дундосит в микрофоны, время от времени добродушно улыбаясь аборигенам? Несмотря на это, русские специалисты держались подчеркнуто строго и официально, с американцам старались не общаться, воспринимая их соседство на рабочем месте как визит неприятного инспектора, которого замечать не положено. Соответственно, и в полевой ресторан они не ходили – и даже не пользовались установленными в диспетчерском зале кофеваркой и бутылью с водой, предпочитая таскать на службу цветастые китайские термосы времен Мао Цзедуна. Ребята отнеслись к этому спокойно, а Маклоски попытался расположить местных к себе, объясняя коллегам, что как ни крути, мы здесь все-таки гости. Эта идея вызвала взрыв хохота у Нормана и Клинтона, с которыми Пит успел погостить в Сербии, Афганистане и Ираке, но Маклоски был тверд в своих убеждениях.

Сегодня поддерживать разговор было невозможно. Русские, правда, практически не работали. Они слушали радиоприемник, принесенный с утра одним из диспетчеров и включенный на полную громкость. Пит русского не понимал, но даже если бы ему не удавалось разобрать в возбужденной словесной каше комментаторов «Казань», «Магдиев», «бомба» и «Бьюкенен», было бы нетрудно догадаться,

о чем идет речь. Всегда прохладная атмосфера в итоге сгустилась до антарктической. Русские не обращая внимания на показания радаров и выскакивающие на экранах кириллические надписи, вовсе не шевелясь сидели на своих неудобных стульях (сменить их на американские кресла, с запасом доставленные из Басры, они отказались – видимо, из той же туземной гордости). Норман, которого сменил Пит, вполголоса сообщил, что так русские сидят с того момента, как по радио прошла первая информация о бомбежке Казани – и русские, не будь дураки, соотнесли ее с суетой на базе и массовым взлетом эскадрильи бомбардировщиков. Норман пожаловался, что за смену поседел и заработал пожизненную диарею. Пит рад был бы ему посочувствовать – каково участвовать в войсковой операции против русских – пусть татар, но все равно русских, – сидя в одном помещении с русскими солдатами? Но сочувствие следовало приберечь для себя. Во-первых, Питу предстояли четыре не менее веселых часа. Во-вторых, отсидевшие утреннюю вахту русские, дождавшись смены, не разошлись по казармам в обычном резвом темпе, а остались тут же – лишь пересели с колченогих стульев на обшарпанные столы и тумбочки. В-третьих, начало смены Пита ознаменовалось-таки массовым шевелением туземцев. Они отреагировали на бравурную песнь, вслед за которой в распахнутую дверь проник Малколм Хьюз (позывной Кабель), безумный видеолюбитель, добрейшая душа, любимец женщин и пилот от бога, летавший на «Дикой ласке»– истребителе прорыва F-16CJ Wild Weasel. Кабель, похоже, едва приняв душ, схватил камеру и бросился обходить базу с тут же увековечиваемым веселым рассказом о том, как татары раскидали по всему городу какие-то слабосильные обманки, совершенно не попытавшись прибегнуть к активной обороне. Вместо боевого вылета получилась веселая прогулка. Кислые мины собеседников ему, похоже, ничего не сообщили – и он весело водил объективом, оживленно болботая, как звено, которое он сопровождал, вышло на цель, отгрузилось – но тупой Майки решил положить кассету поточнее, сбавил высоту – и сначала чуть не воткнулся в здоровенную, под облака, кирпичную трубу, с испуга открыл бомболюк – и едва не получил в брюхо собственными осколками и взрывной волной. И тут какая-то шушера под городом, не иначе самодельный пост ПВО, выдала себя радиовспышкой, свидетельствующей о захвате воздушной цели – и тут же получила от него, Кабеля, пару ракет Maverick. А подоспевшие бомберы вдолбили так и не успевшего выстрелить балбеса в нефтеносные слои татарской земли. При этом Кабель не только смеялся взахлеб, но еще и показывал ладонью, а иногда и камерой, фигуры высшего пилотажа и взрывы.

Возможно, он веселился бы еще больше, если бы узнал, что обнаружил и разбомбил недоделанную первую очередь капитального комплекса ПВО под Казанью, который должен был замкнуть приволжско-уральскую цепочку трансконтинентальной противовоздушной обороны. Комплекс строился в Пестречинском районе, из-за безденежья был заморожен на последней стадии, которая затянулась из-за разборок Москвы и Казани. Масенькая воинская часть, обслуживавшая объект, сократилась до взвода, призванного обеспечивать сохранность оборудования, но в основном боровшегося за собственное выживание. В рамках этой борьбы важнейшие блоки управления и наведения комплексом были давно украдены и сданы в цветмет. Об этом не знал даже командир части капитан Новиков, дежуривший в ночь налета и решивший от греха подальше отключить активные контуры, чтобы не попасть под удар. Переклинившая электроника сделала все наоборот. Капитан, убитый первой же ракетой, не успел даже испытать сожаления. Маленьким утешением для него могло бы послужить то обстоятельство, что одна из шальных ракет, выпущенных по «объектам военной инфраструктуры Казани», была сбита с курса микроволновкой или каким-то кустарным чудом, и снесла оборудованный в придомном гараже на Федосеевской улице подпольный склад цветмета, а заодно испарила его хозяина, купившего семь кило плат у сержанта Бутякова. Сержант, ушедший на дембель в родной Соликамск полгода назад, узнав о гибели родной части из теленовостей, напился и пообещал взорвать на хер Америку, но утром проспался и обо всем забыл.

Когда Кабель принялся губами выдавать могучие разрывы, русские диспетчеры, некоторое время пристально смотревшие на пилота, один за другим поднялись с мест. Лица у них были невероятно спокойными. Пит остро ощутил, что с такими же спокойными лицами русские будут убивать – причем уже через десяток секунд, причем не только идиота Кабеля, охотно развернувшего объектив в сторону туземцев, но и всех остальных, включая Маклоски. Он обнял Хьюза за плечи и почти крикнул ему в лицо:

– Малколм!

Кабель, едва приступивший к основной части повествования – как эскадрилья чуть не перемешалась со второй волной бомбардировщиков Thunderbolt, – вздрогнул и прекратил запись, но тут же справился с замешательством, прицелился объективом в капитана и нетерпеливо сказал:

– Пит, секунду – сейчас самое интересное.

– Малколм, заткнись.

Кабель опустил камеру, распахнул красивые голубые глаза, потом прищурил их и поинтересовался:

– Что за дела?

– Нас прибьют сейчас вместе с тобой, вот что за дела, – ответил Пит, стараясь не повышать тона, и чуть кивнул в сторону русских. Те смотрели. Молокосос Хьюз встретился с ними взглядом, смешался и неуверенно сказал:

– Они же не понимают ни хрена.

– Пойдем, Малколм, – попросил Пит и повлек пилота к двери. Тот не сопротивлялся, а у порога смущенно заржав, сказал:

– А вообще жаль, что не понимают, им ведь тоже интересно, – сделал всем ручкой и был таков.

На этом инцидент, способный обернуться трупами и международным скандалом, был исчерпан. Пит, возвращаясь на место, с извиняющимся видом развел руками. Его коллеги уткнулись в мониторы. Русские, немного постояв над душой, разошлись, оставив в смене двоих офицеров – явно меньше допустимого минимума.