Рудиарий

Посняков Андрей

Обойдя форумы, Рысь наконец вышел на Тибуртинскую улицу и, миновав Эксквилинские ворота и рынок Ливии, оказался у дома Юлии. За воротами знакомо залаял пес Калад, уже, правда, не рычал, даже махнул хвостом, узнав гостя. Обрадованная Лация принялась было угощать юношу, да тот отказался, ссылаясь на недостаток времени, лишь хлебнул воды.

– В общем, передашь про Хилона людям Феликса. Кто, кстати, от него приходит?

– Всякий раз разные.

– Как же ты их пускаешь?

– Да так… Они ведь и говорят, что от Гая Феликса. – Девушка вздохнула и пожаловалась: –

Скучно мне здесь, Юний. Вокруг все чужое, даже вот этот пес, а ты заходишь так редко.

Повинуясь внезапно накатившему порыву, юноша притянул Лацию к себе, обнял, и девушка доверчиво прижалась к его груди. Потом вдруг отпрянула, улыбнулась… и, сняв пояс, медленно-медленно приподняла подол туники. Вот обнажились бедра – уже не такие худые, как раньше, вполне приятной округлости, вот подол полез дальше – лоно, живот с темнеющим пупком, быстро твердеющая грудь…

Не в силах устоять, Юний обхватил девчонку за талию, чувствуя, как руки ее крепко обвили шею…

Камилла он нашел в лупанарии – трехэтажном здании у Коллинских ворот, выстроенном еще Сервием Туллием, одним из первых римских цезарей.

Толстенная матрона, сидевшая на первом этаже у самого входа, – Рысь знал уже, что ее зовут Карина, – ничуть не удивилась просьбе гостя и живо позвала мальчишку. Видно, Камилл пользовался спросом, да и стоил немало – аж три сестерция за полдня.

– А, это ты, – спустившись вниз, разочарованно вздохнул парень. – А я уж думал – какая-нибудь соскучившаяся матрона.

– Хватит прохлаждаться, – сурово оборвал его Юний. – Пора и поработать.

– Так я и так все время работаю…

– Не тем местом. В общем, скажи Карине, что вернешься дня через три.

– Она потребует плату.

– Тогда не говори. Идем.

Покорно вздохнув, – видно, разбойничьи дела не слишком-то ему нравились, – Камилл поправил на плече изящную полупрозрачную тунику и зашагал следом за Рысью. В выцветшем бледно-голубом небе яростно пекло солнце, и капли пота текли по лицам путников, делая одежду противной и липкой.

– Хилон не объявлялся? – как бы между прочим поинтересовался Юний.

Камилл в ответ лишь покачал головой.

– А тот старик?

– И его, слава богам, не было. Тетка Карина сейчас за главную – да и раньше, вообще-то, так было, еще при Флудане.

Дальше шли молча, Юний не задавал никаких вопросов, да и Камилл тоже молчал – жарко.

Капулий уже давно ждал их во дворе дома.

– И где только вас носило? – завидев наконец вошедших, он принялся яростно браниться. – Я договорился. К вечеру мы должны быть в Остии.

– В Остии? – выкатил глаза Камилл. – И что мы там забыли?

– Отправимся в морское плавание, – хохотнул Юний.

– Ой, нет, нет. – Камилл капризно замахал руками. – Терпеть не могу море, я так страдаю от морской болезни.

– А это видал? – Капулий поднес к его носу свой увесистый кулак.

– Да ла-адно, – сморщился парень. – Я что, отказываюсь, что ли? Когда я отказывался? Скажите только, дело хоть стоящее?

– О! – расхохотался

Рысь. – Ты даже себе не представляешь! Настоящее дело! Вот провернем его, так, наверное, сможешь открыть свой лупанарий.

– Вот как? – Камилл обрадовался, но тут же сник. – Вообще-то, подобные дела обычно бывают довольно опасными.

Впрочем, его уже никто не слушал. Тетка Зарпигона вынесла во двор несколько объемистых мешков, которые, вложив один в другой, поначалу закинул себе за плечо Капулий, однако тут же передумал и отдал их Камиллу, грозно приказав:

– Тащи!

Выйдя на виа Фламиния, все трое так и пошли прямо, никуда не сворачивая, и, лишь миновав форумы, вышли к реке, перебрались по свайному мосту на другой берег и вышли на запруженную многочисленными повозками и людьми дорогу, без всяких затей именовавшуюся Портовой.

– Мы что, пешком в Остию потащимся? – когда троица оставила позади Портовые ворота, опасливо осведомился Камилл. – Сдохнем!

– Замолкни, – с ленцой бросил Капулий. – Напротив Черепкового холма нас будет ждать Парамон-лодочник.

– А, – обрадованно протянул Камилл. – Это другое дело.

Пройдя по Портовой дороге с полмили, путники резко свернули влево, к реке, за которой возвышался красно-коричневый Черепковый холм, сложенный из разбитых амфор, в которых когда-то хранилось оливковое масло или вино. Со временем сосуды так пропитывались своим содержимым, что использовать их дальше не представлялось возможным – вот и отвозили за город, выбрасывали в специально отведенное место.

– Эй-гей, лодочник! – завидев на середине реки барку, замахал руками Камилл и тут же обиженно умолк, получив увесистую затрещину от вожака шайки.

– Помолчи, парень, это вовсе не Парамон. – Приложив руку к глазам, Капулий внимательно осмотрел реку и удовлетворенно усмехнулся. – Вон он там, за кустами.

Спустившись вслед за вожаком к реке, чьи коричневые воды тускло отражали солнце, Рысь увидел небольшой узкий челнок, привязанный к кусту жимолости. Сидевший в челноке тощий полуголый мужик с пегой бородкой и подстриженными в кружок волосами лениво удил рыбу. Судя по единственной завалявшейся на дне лодке рыбешке, лодочнику либо не везло, либо своему занятию он предавался не так уж и долго.

– Аве, Парамон, – подойдя ближе, поздоровался Капулий.

Лодочник нехотя обернулся:

– Аве. Осторожнее, лодку не переверните!

– А она у тебя хоть просмолена? – опасливо осведомился Камилл, но так и не дождался ответа.

С силой оттолкнувшись от берега, Парамон выгреб на середину, после чего, бросив весло на дно, вновь предался своему унылому занятию, челнок же его сам по себе неспешно плыл вниз по течению. Временами лодочник все же хватал весло, чтобы не столкнуться со встречными барками, доверху нагруженными товарами со всех концов света: там были испанское вино, галльские бронзовые фибулы, стекло и шерсть, египетский папирус, сирийская золотая посуда, амфоры с оливковым маслом, медь, серебро, железо, ткани. Да чего только не везли – Рим с жадностью проглатывал все и еще просил добавки.