Рудимент
Шрифт:
Я заговорил, старательно повторяя через фразу требование нарисовать страшное, и не следя, чем заполняются пробелы. Наверное, я нес полную чушь. Я впервые, сознательно, с момента, когда Винченто продемонстрировал мне в Москве «лишние» слова на кассете, использовал последний довод. Я понятия не имел, к чему это приведет, но другого случая могло не представиться. Не мог же я спросить у Роби, что он думает о трех самоубийствах в Омске и розовой стене на Красноярском стадионе…
Он помедлил, а затем нерешительно потянулся к бумаге. Через семь минут мы имели плачущего малыша и два листка кубического сюрреализма. Или футуризма, неважно. Главное,
Роби мы успокоили конфетой с сюрпризом, а Барков воспрял и воткнулся в тетрадный листок носом. Но, как ни велико было его разочарование, остался жив. Итого, три рисунка. Всего три, и я их храню в надежном месте, насколько тут можно доверять тайникам.
Недели две прошли в интенсивном ритме, по утрам Томми отвозил меня в город, в педиатрический центр, там мы пытались лечить меня током. Неплохая тренировка для будущих коммандос, чтобы не выдать секретов в плену! А после обеда наваливался Винченто со своими гнусными идейками, и к ужину у меня не оставалось другой мысли, как задать храпака. Дженну я не избегал, но она видела, что со мной непорядок. Еще бы, непорядок! Я научился создавать сайты, и какие сайты!
Наступил момент, когда у Винченто выдохлась фантазия, он позволил пару дней передышки, даже отпустил нас на пару с Дженной на представление цирка. После цирка я вплотную занялся рисунками малыша.
Их непросто описать, но тяжело не запомнить. Прошло много времени, несколько месяцев, а каракули до сих пор стоят перед глазами. Он рисовал это раньше, когда ему было плохо и страшно. Возможно, когда ему угрожали, или когда на его глазах совершилось убийство…
Поэтому мне не пришлось держать листочки перед носом. Для ускорения процесса я работал сразу на двух компьютерах. Один перебирал документы по теме «граффити», второму досталась задача посложнее. Я решил, что пойду проторенным путем, и запросил данные о рок-культуре в России. Затем сузил поиск до самодеятельных и региональных фестивалей. Если выскакивало фото с каракулями на заднем плане, я, не разглядывая, загонял его в память.
На следующий день была суббота, и Винченто, слава Богу, отсутствовал, но Томми сунул в студию любопытный нос. Я предложил ему сделку. Я отпускаю его на весь день. За это он приносит завтрак в палату, всем встречным говорит, что я хандрю, и заказывает мне в городе несколько деталей и инструментов, в том числе паяльник и портативный вольтметр. Я сочинил, что хочу собрать действующий трансформер. С равным успехом я мог бы сообщить этому недоумку, что строю бомбу, чтобы взорвать Крепость. Томми было абсолютно наплевать. Дженна права, она интуитивно чувствовала безликую угрозу, исходящую от этого типа.
Когда человек демонстрирует, что его ничего не колышет, то, скорее всего, присутствует вещь, которая выводит его из себя. Или даже превращает в оборотня.
К полудню я покончил с сибирским роком и занялся видами городов, отчетами риэлторов и фотовыставками чернушных художников, тяготеющих к подвалам и чердакам. А воскресным утром, массируя уставшие глазные яблоки, я понял, что не в состоянии пересмотреть такую груду материалов и сделать внятные заключения. И я обратился за помощью. Я вышел на двух своих сетевых приятелей. Один промышлял перепродажей пин-кодов и двигал на американский рынок их же софт, но сварганенный в России. Другой приятель активно суетился на ниве порнодизайна и, по совместительству, чемпионил в парочке сетевых баталий. Я пообещал обоих щедро отблагодарить и разделил работу на троих.
Знаток
Целое здание, разрисованное от души во все цвета радуги, отданное властями под молодежный клуб. Где-то в Подмосковье. Художественные студии, выставки инсталляций, бар, скорее смахивающий на опиумный притон, и полутемный танц-пол в подвале.
Бомбоубежище в Перми, превосходная бетонная арена для соревнований стилей. Как гласила журнальная заметка, тридцать лет назад бункер собирал вокруг себя местную «систему», затем остепенившиеся хиппари уступили монолит панкам, а теперь журналист затруднялся определить идеологический стержень поклонников. Интересующий меня узор был нанесен под козырьком, в таком месте, где его было бы крайне непросто замалевать другим художникам. Для такого дела понадобились бы высокие козлы, и работать пришлось бы лежа на спине.
Но кто-то ведь работал.
Мой второй знакомый, дизайнер, напечатал, что существуют программы поиска по аналогиям, и дал мне пару ссылок, чтобы не заморачиваться в дальнейшем. Лично он нашел три совпадения, а я, как лицо, наиболее заинтересованное, — целых пять.
Если назвать это удачей, то и увесистый камень для утопленника — удачная находка.
Я вызвал на экран карту страны, отметил все места, где встречались картинки Руди, или то, что на них очень похоже, флажками, с указанием дат публикаций. Даты были достаточно свежими, начиная от трехлетнего срока и до сегодняшнего дня. Гораздо сильнее меня потрясла география.
Если на долю секунды принять за основу безумное предположение, что нам троим не почудилось, и в шести сотнях фотографий российской «наскальной живописи» действительно имеются плагиаты с работ малыша, то неведомый художник обладал солидными средствами и поистине космическим размахом.
Он буквально исколесил Россию…
Либо следует принять сумасбродную версию, что десяток обкурившихся пацанов и девчонок, от Калининграда до Хабаровска, сами, случайно, нарисовали одно и то же. Хотя повторить такое не под силу, наверное, и самому малышу.
А в цвете смотрится красиво!
Красиво и… страшно.
Далеко не все творения малыша смертельно опасны, но до крайности нестандартны, это уж точно. Я пролистал в сети множество рисунков слабоумных детей, ничего похожего. Когда смотришь на его картину, возникает болезненное ощущение, что тебя затягивает внутрь, точно в водоворот. И глазу, действительно, не за что зацепиться.
С пугающей легкостью он бесконечное множество раз повторяет мелкий узор, поверх которого струятся абсолютно хаотические образы. Возникает непреодолимое желание вглядываться до бесконечности, искать смысл, которого нет. Но смысл есть. Если не для самого художника, то для доктора Винченто, несомненно, смысл присутствует.
Самая большая опасность как раз и заключается в том, что невозможно легко оторваться. Я вычитал, что в организме человека присутствует более двух тысяч колебательных систем. Самые явные — это работа сердечной мышцы, сокращения легких и магнитные колебания мозга. Изображения с периодически повторяющимися, контрастными элементами вызывают низкочастотный резонанс, что может привести к разладу синхронизации внутренних систем организма. Например, частота тока крови, и соответственно, работы сердца, составляет около одного герца. Теоретически, существует вероятность создания изображения с «доминирующей частотой захвата». Это не мое выражение.