Рудольф Нуриев

Баганова Мария

Желая склонить Нуриева к возвращению, Фариде разрешили позвонить ему. Она долго упрашивала сына вернуться — и услышала в ответ:

— Мама, ты забыла задать мне один вопрос.

— Какой вопрос, сынок?

— Ты не спросила, счастлив ли я.

— Ты счастлив, Рудик?

— Да. мама.

«Я здесь совершенно счастлив!» — так он всегда отвечал и на вопросы репортеров.

Глава 7. Первые годы на Западе

Работу Нуриев действительно нашел очень быстро. Так случилось, что именно «Спящая красавица» стала первым балетом, в котором он станцевал после своего «невозвращения». Всего лишь через восемь дней после окончания Парижского сезона Кировского

театра Рудольф появился в роли принца Флоримунда в «Спящей красавице», поставленной балетом де Куэваса в парижском театре Шанз-Элизе. Нужно признать, что это была далеко не самая лучшая труппа, сильно уступающая по своему уровню Кировскому театру. Но тогда Нуриеву очень нужны были деньги и он не мог позволить себе капризничать.

Он панически боялся, что его похитят и увезут в СССР. Он никуда не выходил без охраны — директору театра пришлось нанять для этого двух детективов. Нанимая такси, садился не на сиденье, а на пол, чтобы его не было видно. Эта опасность. реальная или мнимая, лишь подогревала интерес публики к «беглецу из страны Советов», и на первом его выступлении в зале яблоку было негде упасть.

Публика стоя приветствовала его овациями, его выступление четыре раза прерывали аплодисментами. После того как занавес опустился, Нуриева вызывали двадцать восемь раз.

Зато следующий спектакль стараниями французских коммунистов едва не провалился. В тот день Рудольф танцевал па-де-де Голубой птицы. За несколько часов до начала спектакля к нему за кулисы пришла журналистка и задала, по воспоминаниям самого Нуриева, «кучу дурацких вопросов, не имеющих никакого отношения к балету». Еще более огорчительными оказались письма, переданные из советского посольства: одно от матери, другое от отца, третье от Пушкина. Рудольф понимал, что перед спектаклем читать их не следует, но это были первые весточки из дома, и он не смог удержаться. Как легко понять, все эти письма были написаны под диктовку чиновников из КГБ и содержание их Рудольфа не порадовало.

Едва он, уже расстроенный, начал вариацию, как группа французских коммунистов принялась выкрикивать «Предатель!», «Возвращайся в Москву!» и забрасывать сцену помидорами, банановой кожурой и бумажными «бомбами», начиненными перцем.

От неожиданности оркестр перестал играть. Нуриев тоже замер, потрясенный. Но затем, овладев собой, возобновил танец — уже без музыки, но с удвоенным блеском и темпераментом. Оркестр подхватил мелодию — и действие продолжилось, а партер принялся неистово аплодировать. Шум в зале стоял адский. Позже в интервью журналистам Нуриев заявил, что испытывал «удовольствие, спокойно танцуя перед этими дураками, устроившими такую вульгарную демонстрацию». Хотя, конечно, на самом деле до спокойствия в тот день ему было далеко. Заметка о том, что выступление Нуриева освистали, появилась в коммунистической газете «Юманите», издававшейся и на русском языке. Номер этой газеты был вывешен у французского посольства, и друзья Рудольфа, читая заметку, радовались: он жив и выступает, значит, все в порядке.

На следующий день его выступление опять оказалось под угрозой срыва, на этот раз из-за поклонников, забросавших сцену цветами. Конечно, все эти происшествия отнюдь не способствовали его душевному комфорту.

В том же месяце в театр де Шанз-Элизе приехала балетмейстер Бронислава Нижинская, сестра великого танцовщика Вацлава Нижинского. Она пришла на спектакль специально, чтобы посмотреть, как Нуриев танцует Голубую птицу — одну из самых удачных ролей своего брата, исполненную им в 1909 году. После спектакля она вышла взволнованная, сказав журналистам о танце Нуриева: «Это новое воплощение моего брата».

Понимая, что заполучил в свою менее чем среднюю труппу выдающегося танцовщика, директор театра хотел заключить с Нуриевым контракт на два года, но умный юноша согласился лишь на полгода.

Все время работы в театре маркиза де Куэваса он танцевал по шестнадцать раз в месяц, а в прошлом в Кировском — по два-три раза.

Учитывая, сколько на него обрушилось новых впечатлений, что пришлось ему вынести и какая опасность ему грозила — очень скоро он оказался на грани нервного истощения.

Помогли верные парижские друзья и незаменимая Клара: они увезли Нуриева на море, на Лазурный Берег, где он сумел отдохнуть и решить, что будет делать дальше.

Ему было необходимо налаживать связи и заводить знакомства. Три имени привлекали его: Вера Волкова, Эрик Брюн и Марго Фонтейн. Вот с кем он хотел танцевать, у кого учиться.

Во время этого отдыха произошел эпизод, из-за которого сам Нуриев потом расстраивался и переживал. Известный фотограф Ричард Аведон уговорил «перебежчика» на фотосессию. Подпоив его, он упросил Рудольфа попозировать ему обнаженным, и потом одна из этих фотографий появилась в журнале «Ньюйоркер». Смущенный Нуриев считал этот случай своей большой ошибкой, но надо признать, фото вышло очень красивым, выразительным и безусловно художественным. Фигура артиста показана в профиль, и интимные части тела не видны. Фотограф уловил момент начала прыжка или полета. Танцовщик опирается лишь на пальцы правой ноги, и кажется, что его прекрасно развитое, тело с совершенными, античными пропорциями сейчас оторвется от земли и взовьется ввысь. Торс выгнут, словно человек борется со встречным ветром, но руки — человеческие руки, похожие на крылья, но лишенные перьев, — все же не в силах преодолеть силу притяжения. Это сочетание силы и слабости, дерзости и непреодолимых препятствий, наверное, лучше всего характеризовало ситуацию, в которой в те годы находился Нуриев.

Глава 8. Эрик Брюн Марго Фонтейн

Вера Николаевна Волкова родилась в 1905 году под Томском в семье военного. Едва девочке исполнилось десять лет, ее отец погиб на галицийском фронте в звании подполковника.

Вера обучалась в петербургском Смольном институте благородных девиц, вплоть до его закрытия в июле 1917 года. В балетную школу уже после революции она поступила ради дополнительного рациона, полагавшегося ученикам ввиду больших физических нагрузок. Ее преподавателями были Николай Легат, Ольга Преображенская, Мария Романова (мать Галины Улановой) и молодая Агриппина Ваганова. В ее классе Вера Волкова занималась вместе с Александром Ивановичем Пушкиным — учителем Нуриева.

Весной 1929 года Вера Волкова эмигрировала и некоторое время выступала в Индокитае, где совсем потеряла здоровье и чуть не умерла, подцепив какую-то желудочную инфекцию. Но влюбленный состоятельный англичанин, ее будущий муж, оплатил ей лечение и помог переехать в Англию. К тому времени Вера уже не думала о возобновлении собственной карьеры, а занялась преподаванием. В 1951 году Волкова переехала в Копенгаген. В этом городе она прожила четверть века до самой смерти и стала признанным выдающимся педагогом. Знаменитые Марго Фонтейн и Эрик Брюн были именно ее учениками.

Именно в Копенгаген, к Волковой и отправился Нуриев, когда истек его контракт с театром де Куэваса. Помогла ему встреча с Марией Толчиф — прославленной американской балериной, наполовину индеанкой по происхождению, экс-супругой знаменитого балетмейстера Джорджа Баланчина, которую привлек его темперамент и талант. Толчиф было тридцать шесть лет, и в те годы она была в расцвете красоты и силы. С Баланчиным она сохранила самые дружеские отношения и вполне могла поспособствовать карьере Нуриева. В то время у нее был роман с Эриком Брюном, кумиром Рудольфа. Она даже собиралась за него замуж, но Брюн все никак не решался принять окончательное решение. Мария завела с Рудольфом роман, желая поддразнить своего жениха. Она и понятия не имела, чем все это кончится.