Руфь
Шрифт:
— Мамочка, я буду очень хорошо себя вести, обещаю тебе. Я буду говорить только правду, честное слово!
И он сдержал слово.
Мисс Бенсон сердилась на саму себя за то, что меньше других в доме дает волю своей любви к ребенку. Она разговаривала с ним сурово и выказывала твердые принципы. Однако ее суровость скоро исчезала, а принципы не воплощались в поступки. Но она все-таки прочла несколько книг об образовании и воспитании, параллельно с чтением занимаясь вязанием носков для Леонарда. Мне кажется, руки ее при этом были заняты более, чем голова, а ее доброе и честное сердце осталось прежним — лучшее, чем у кого бы то ни было. Мисс Вера выглядела
Мисс Бенсон сохранила всю свою решительность и расторопность, но все же стала заметно старше по сравнению с тем летним днем, когда высадилась из дилижанса у подножия горы в Уэльсе, куда вызвал ее брат, чтобы посоветоваться о судьбе Руфи. Глаза ее были столь же живыми, как прежде, и смотрели, как всегда, прямо и смело, но волосы почти совсем побелели. По этому вопросу она спросила совета у Салли вскоре после истории с поркой Леонарда. Они обе убирали поутру комнату мисс Бенсон. Вытерев пыль с зеркала, мисс Вера вдруг остановилась и, быстро оглядев себя, обратилась к служанке:
— Салли, посмотри, я выгляжу гораздо старше, чем обычно!
Салли, которая перед тем громко выражала недовольство ростом цен на муку и яйца, сочла это замечание хозяйки странным, поскольку оно не относилось к занимавшему ее делу, и ответила так:
— Ну еще бы! Все мы стареем, а как же! Но двадцать четыре пенса за дюжину — разве можем мы себе позволить такие покупки?
Мисс Бенсон вернулась к изучению своего отражения в зеркале, а Салли продолжила развивать экономические теории.
— Салли, — снова обратилась к ней мисс Вера чуть погодя, — посмотри, мои волосы совсем белые. Когда я в прошлый раз на них смотрела, они были только с проседью. Что же мне делать?
— Делать? А что тут можно сделать? — с подозрением в голосе спросила Салли. — Вы же не собираетесь, надеюсь, в вашем-то возрасте красить их или еще какой ерундой заниматься. Это только молодым девчонкам пристало, у которых еще зубы мудрости не выросли.
— А также тем, кому они и не нужны, — спокойно закончила мисс Бенсон. — Но все-таки ты посмотри, Салли, ведь нехорошо ходить с такими седыми волосами и при этом чувствовать себя совсем молодой. А знаешь ли ты, что мне по-прежнему хочется танцевать? Как только заслышу, что шарманка на улице играет какую-нибудь резвую мелодию, ноги так и пускаются в пляс. И петь мне нравится, когда я счастлива. Пою, как в старые годы!
— Ну да, вы и в детстве любили, — ответила Салли. — Сколько раз бывало: дверь-то в салон закрыта, а я и не пойму у себя в кухне, кто там жужжит — вы или шмель. Вот и вчера такое слышала.
— Но пожилой женщине
— Какую ерунду вы говорите! — воскликнула Салли, начиная закипать. — Это вы-то пожилая женщина? Да вы на добрых десять лет моложе меня! А мало ли молодых девчонок с седыми волосами уже в двадцать пять лет?
— Но мне-то не двадцать пять, Салли. Мне будет пятьдесят семь в мае.
— Тем более вам должно быть стыдно, раз вы заговариваете об окраске волос. Терпеть не могу эту суету мирскую!
— Ох, милая Салли, ну когда же ты начнешь понимать, что я говорю? Я хочу сама себе напомнить о своем возрасте, чтобы больше не чувствовать себя молоденькой. Когда я увидела эту седину, так прямо вздрогнула. Обычно-то я в зеркало не смотрю, потому что и так чувствую, прямо ли сидит на голове чепец. Вот что я сделаю, Салли: отрежу-ка я немного седых волос и заложу ими страницу в моей Библии.
Похоже, мисс Бенсон ожидала аплодисментов в ответ на эту блестящую идею, но Салли ответила иначе:
— Значит, будем ждать, что вы начнете румяниться, раз уж вы задумываетесь об окраске волос.
Мисс Бенсон замолчала и стала спокойно заплетать свои седые волосы. Леонард помогал ей, придерживая косу. Его восхищал и цвет, и плотность волос мисс Бенсон, и ему даже перестали нравиться собственные золотисто-каштановые кудри. Утешило Леонарда лишь сообщение мисс Бенсон, что если он проживет достаточно долго, то приобретет такой же цвет волос.
Мистер Бенсон и в молодости выглядел старше своих лет, теперь же вступил в эпоху, когда его внешность соответствовала возрасту и мало менялась. Но все же что-то нервно-беспокойное, чего не было прежде, появилось в его голосе и манерах. Однако это было единственное изменение за прошедшие шесть лет.
Что же касается Салли, то она никогда не вспоминала о своем возрасте и о прожитых годах и, как сама она выражалась, могла тянуть ту же работу, что и в шестнадцать лет. На ее внешности бег времени тоже отразился несильно. Ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят, и семьдесят. А если кто-нибудь пытался выведать ее возраст, то на это следовал всегда один ответ: «Ох, не видать мне снова моих тридцати!»
Дом Бенсонов был не из тех, где меняют обстановку каждые два-три года. Здесь мало что изменилось со времени первого появления Руфи, хотя отдельные вещи, пришедшие в полную негодность, хозяева и поменяли. Мебель была бедная, ковры вытерлись до ниток, но зато все носило характер изящной опрятности, смотрелось весело, и главное — все было честно и открыто: нигде не замечалось желания прикрыть нищету дешевыми украшениями. Вид многих роскошных гостиных доставил бы меньше удовольствия внимательному наблюдателю, который умеет видеть характер хозяев в их быте.
Если дом не отличался богатством, то обнесенный кругом стеной маленький садик, куда выходили окна кухни и салона, был великолепен. В то время, когда Руфь сюда приехала, ракитник походил на чуть видную от земли былинку, теперь же он расцветал золотым дождем весной, а летом давал приятную тень. Дикий хмель, который мистер Бенсон привез из деревни и посадил под окном салона в те годы, когда Леонард был еще на руках у матери, теперь разросся до самого окна, раскинул побеги и по утрам или в сумерках оставлял на стене гостиной тени в виде прихотливых узоров, напоминавших какую-то вакхическую резьбу. Кусты желтых роз росли под окном спальни мистера Бенсона, и их покрытые цветами ветви мешались с ветвями грушевого дерева, полного осенью прекрасных плодов.