Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
грамоту, в которой уверял, что если запорожцы и заключат мир с
бусурманами, то такой мир не повредит гетманскому регименту. Но
в той же грамоте кошевой своей рукой приписал: <Если что здесь
противного вашей милости написано, то простите мне, дураку. Я
пишу по войсковому приказу, и коли б яким способом дознались, что я вам иное написал, то убили бы мене в раде>.
Вслед за тем весною 1693 года хан прислал в Сечь турка
обновить примирение, постановленное
Затона. Беспокойные головы взяли верх; ханский посол был
встречен с почетом; всех куреней атаманы произнесли присягу хранить
мир с ханом и его государством и послали в Крым своих послов
для утверждения мирного договора. Петрик между тем в Крыму
473
не переставал возбуждать хана ложными вымыслами и уверять, что малороссийское поспольство только того и ждет, чтобы пришел
хан с ордою: вся чернь поднимется на старшин и на гетмана и
по всем полкам начнется расправа с панами и арендарями. Обо
всем этом тотчас узнал гетман и, сообщив в Москву, разослал
универсалы, чтобы все полки были снова в готовности отражать
внезапное вторжение крымцев.
Два неудачных покушения Петрика показывали, что
малороссияне не поддаются возбуждениям против московской власти, гетмана, панов и арендарей, но тем не менее всетаки на виду стояла
необходимость устранять по возможности причины, которыми
возбуждали в народе неудовольствие. Дело об арендах прошлого года
осталось неоконченным. В Светлое Воскресенье 1693 года гетман
созвал в Батурине изо всех полков козацких старшин, значных
войсковых товарищей и некоторых мещан на совет об арендах.
Немало оказалось таких, что стояли за аренды. <Никому оне не
вредят, - говорили такие господа, - разве только шинкарям, а
в городах значительные от аренд оказываются пожитки и не только
удовлетворяются текущия потребности, но еще по тысяче и по
две тысяче золотых кладется на сбережение>. Но раздавалось более
голосов, доказывавших, что аренды надобно <отставить
совершенно>, потому что они стали народу ненавистны и через них
подается неспокойным людям повод к пререканиям; чумаки ходят за
солью и рыбою в Сечь и своими рассказами о тягостях народу
от аренд волнуют запорожцев, а те всегда рады придраться к
чему-нибудь, лишь бы мутить. Подавали совет вместо аренд
собирать на всякие войсковые расходы налог с тех людей, которые
держат шинки или курят вино в своих винницах и продают по
ярмаркам. Положили, в виде опыта, установить на год такой
порядок, а по окончании срока полковые старшины и все уряды
должны представить ведомости, из
сообразить, достаточно ли будет собираться в скарб войсковой от такого
способа винной продажи.
В Сече между, тем шло большое колебание. В июне сменили
Кузьменка, кошевым стал Гусак и писал к гетману, что надобно
объявить запорожцам большой поход под Кизикермень, и
запорожцы, в надежде получить себе в море проход Днепром, не будут в
мире с бусурманами. Но в июле запорожцы начали кричать, что
следует быть в мире и в союзе с крымцами; Гусак противился; буяны взяли верх, низложили Гусака и <накрыли шапками> Семена
Рубана, куренного атамана Полтавского куреня, а к гетману
послали ругательное письмо, в котором говорили, что он не отец, а вотчим
Украине. Гетман в ответе своем обличал запорожцев, что сами они
достойны называться пасынками, а не детьми Украины, за то, что
поступают так, как им взбредет в голову, а не так, как велит мо-
474
нарший указ. Запорожцы, при гетманском после, подняли против
гетмана крик, ругань; доставалось тогда и высшему правительству.
В это время гетман писал в Москву, что было бы полезно
поднять запорожцев на бусурман и подвинуть,’вообще, Козаков на
войну с Турцией. <В малороссийском посполитом народе много таких, что смятения желают; нищим и убогим хочется на счет богатых
добывать себе состояние; однокровные с запорожцами по природе, они всегда смотрят на запорожские поступки как на образец для
себя, больше чем на стройные порядки в городах, и какое бы зло от
запорожцев ни вщалося1, они готовы, по своему безумию, к ним
пристать. Есть такие, что и землями владеют, и в дворах своих
живут, но не умеют оправлять своих домов и приторно им жить
хозяевами, и они, как только заслышат, что в чужой земле
нуждаются в людях для службы, так и готовы идти. От прежних гетманов
и от меня полковникам и порубежным сторожникам бывали
приказы не выпускать их, да никакими способами усмотреть за ними
невозможно, и если бы, избави Бог, началась война против
Российской державы, то неприятели нашими людьми, к ним бегающими, воевали бы Украину. Если же от нас начнутся твориться военные
промыслы, тогда бы все. охотники к войне пошли туда и не бегали
бы за рубеж на чужие зазывы, не поднимали бы и домашних смут>.
На такия представления гетмана московское правительство
отвечало, что для военных действий надобно ждать удобного времени, о
чем будет в свое время указ, а до тех пор гетман должен действовать