Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
Козаков и все поспольство левой стороны Днепра и отпускал им
вины, содеянные по наваждению клятвопреступника и изменника-
Бруховецкого, если только они принесут <царской богохранимой
державе покорение истинное, а не превратное>.
Между тем Дорошенко, отправивши за Днепр своего брата
Григория, остановился идти туда сам, когда до него дошло
известие, что Демьян, которого он оставил своим наказным гетманом, переходит с козаками на царскую
шенку таким образом бороться разом и против Суховеенка, подставленного запорожцами и нашедшего себе опору в Крыму, и
против Демьяна и всех его сторонников, покорявшихся
московскому государю. Приходилось Дорошенку вывертываться между
Москвою, Польшею и Крымом. Дорошенко стал льстить
московской стороне, уверять, что -желает поступить под царскую руку.
Он писал боярину Шереметеву, что, видя дружбу и союз между
московским государем и польским королем, хочет он жить с ве-
ликороссиянами в любви и братской дружбе наипаче прежнего, уверял, что он уже отлучился от татар и их побивает, и что если
он ходил за Днепр, то поступал так по просьбе полковников для
избавления их от изменника Бруховецкого, а под Котельву ходил
он потому, что боярин Ромодановский стал теснить этот город: он, Дорошенко, только освободил Котельву, но не преследовал
царской рати; если же народ на левой стороне Днепра, свергнувши изменника Бруховецкого, признал его гетманом, так это
надобно приписать воле Божией. Дорошенко, в заключение, просил боярина не посылать ратных людей на малороссийские города
и оставаться с ним, гетманом, в дружбе и согласии. Шереметев
отписывал Дорошенку двусмысленно: отчасти притворялся, будто
верит ему, отчасти же доказывал ему неосновательность его
уловок. Посланный Дорошенком брат его, Григорий, избрал себе ме-
136
стопребыванием Козелец. Шереметев отправил к нему ротмистра
Рославлева убеждать Григория принести присягу царю на
верность, так как сам Григорий первый о таком желании написал
боярину. На убеждения Рославлева Григорий сказал: <с какой
неволи мне присягать? Я вольный человек, летаю как орел сизый>.
– Да ты же писал к боярину, - заметил Рославлев.
– Писал, - отвечал Григорий, чтоб он с нами задоров не
начинал. За что у нас не ладится? За наши козацкие вольности, за
то, что нас в подданство привести трудно! Мы за свои вольности
все до последнего человека помрем, а вот, коли великий государь
изволит своих воевод и ратных людей из малороссийских городов
вывесть, тогда - иное дело. Мы в послушании великому государю
быть
каменная стена.
На переписываясь с Дорошенками, Шереметев сносился также
и с поляками, враждебно относившимися к гетману Дорошенку, пригласил польской службы полковника Пиво-Запольского и
послал его вместе с отрядом царских ратных людей на городки, признававшие Дорошенка; посылал Шереметев письма и к бело-
церковскому коменданту, которые попадали в руки козакам
Дорошенка, и по этим письмам Дорошенко упрекал боярина, что
он ищет пагубы Дорошенку и его козакам. Таким образом, с
обеих сторон Дорошенко и Шереметев делали друг другу пакости
при сохранении видимого дружелюбия в своей переписке.
Митрополит Иосиф Тукальский играл тогда роль посредника, уверял
Шереметева, что Дорошенко поступил как истинный раб обоих
монархов, <освобождая христиан от пагубы, а царских ратных от
великих орд соблюдая>, и давал московскому боярину советы
отдать Киев не ляхам, гонителям православной веры, а Войску
Запорожскому. На э*то боярин отвечал: <мы не отдадим Киева никому
и не выступим из него, пока душа наша в теле>.
Дорошенко препроводил Шереметеву перехваченное письмо
Мефодия к Бруховецкому, обличавшее недоброжелательство
епископа к Москве и стачку с изменником гетманом. Любопытное
это письмо, послужившее главнейшею уликою против Мефодия, гласило так:
<Для Бога не плошайся, милость твоя. Вижу, идет дело не о
ремешке, а о целой коже нашей. Чаять, тот честный Нащокин к
тому привел и приводит, чтоб вас, купно же и нас с вами вместе, взяв за шею, выдать ляхам. Почему ведать: не на том ли и присягал
себе? Якож и много знаков таких, что о нас торгуются, - лучше-б
нас не манили, нежели так с нами лестно поступать. И впрямь в
великом остерегательстве живи, да и запорожцы всячески удовляй, а буде сколько запорожцев вышло, ими укрепляйся, а сверх того, и
те городы, порубежные, людьми своими досмотри (т. е. людей своих
137
там расположи), чтоб больши Москва (великороссияне) их не
засели. И’сей мой таков совет занеже утопающий за бритву емлется>.
Далее Мефодий в письме своем советует Бруховецкому послать
Дворецкого под предлогом какого-нибудь войскового дела
посланцем к царскому величеству, чтоб он там проведал о замыслах
Нащокина и московских бояр. <И то не добрый знак, - продолжает
Мефодий, - что Шереметев самых бездельных ляхов любовно