Руины Арха
Шрифт:
– Новость шикарная. Руины будут целее. Но нам-то что? Могли спокойно пойти в другую сторону…
– Терпение.
Качаю головой. Остается плестись следом, развлекаюсь видами панцирей. С трудом верится, что под ними уязвимая плоть, а не железо с микрочипами, жук-гусеница и впрямь как робот. Пять сегментов, пять спин, следуют цепочкой, каждый панцирь, начиная с хвоста, крупнее предыдущего. Хвост тоже раздроблен на сегменты, звезда шипов на конце зачаровывает переливами длинных, как на саблях, отсветов. То и дело раскрывается корона жвал, без устали ревет в пасти черная дыра, для нас, к счастью, «за кадром», но видно, что отовсюду к жвалам текут
Ковер плит под ходячим эшелоном прогибается, гусеница стала похожа на коромысло.
Хрясь!
Пол проваливается, жук исчезает, из дыры выбивает тучу пыли.
Борис подбегает к краю, мне не хочется, но делаю то же самое. Серая мгла рассеивается, пыль засасывает черная дыра в глотке чудовища.
Вижу гигантское насекомое сверху, почти как на картинке в учебнике: рисунок из теней, бликов и границ между сегментами. Бока панцирей блестят звездами шипов, не таких крупных, как на хвосте, но быть брошенным на них мне бы не хотелось.
Лапы жука разгибаются, брюхо от пола медленно отрывается.
– За мной! – скомандовал Борис.
Прыгнул вниз, подошвы и край плаща ударились о третий панцирь монстра, кулак стиснул боковой шип. Взгляд стреляет в меня, зазывающий мах кистью.
У меня глаза на лоб.
Грохнули первые шаги жука, Борис на хитиновом острове плывет прочь.
– Живо!
Бояться некогда.
Прощай, молодость… Зажмуриваюсь, сейчас меня проткнут шипы хвоста. Ботинки ударились о твердое, качнуло в сторону, глаза открылись, пальцы уцепились за край пластины между сегментами. Части тела гиганта движутся, изгибаются, как детали слаженного механизма, пальцы рискуют оказаться в тисках.
Кажется, я на четвертом сегменте…
Перед носом, будто десница Божья, возникла кисть Бориса.
– В партере видок так себе, – сказал с улыбкой маньяка, в глазах огоньки. – Айда на балкон.
Меня рвануло вверх, я как по волшебству оказываюсь на бугре, где хозяйничает Борис, а затем перелезаем на второй сегмент, откуда вид словно из башни мага.
Упорядоченные структуры: плиты, прослойки глины, муравейники, оазисы мха, папоротники, вьюны, – все на пути пожирателя отрывается большими кусками, в полете расщепляются на мелкие, в воронку напротив пасти закручиваются уже зерна, капли, мельчайшая пыль, однородную массу засасывает черное НИЧТО. Перед моей рожей колышутся жвалы, будто костяная юбка адской медузы.
Рассыпалась, утекла в бездну очередная стена, в следующем коридоре разборка между стаей рычунов и тремя рептилиями. Похожи на варанов, каждая мне до пояса, чешуя мерцает инеем. Свет ледяных ножей, что тянутся шеренгами вдоль спин, создает вокруг ящериц мягкий голубой ореол.
Узкие хищные прорези глаз неторопливо поворачиваются в нашу сторону. Из них сочный белоснежный свет, ледяные ножи встают дыбом, челюсти нараспашку, демонстрация арсенала бритв. Глотки и ноздри бьют струями синеватого пара, в нем сверкают снежинки.
– Морозавры, – сказал Борис.
Вокруг ящериц разбросаны осколки льда, судя по форме, были чьими-то скульптурами. Суетится дюжина рычунов, морозавров обстреливают потоки звуковых колец, но для рептилий это сродни пакостям комарья, обломанные кинжалы льда нарастают вновь.
Рычун бросается на самого крупного сбоку, ящер повернул голову,
В белесом облаке засверкала прозрачная статуя рычуна, ледяные изгибы присыпаны снегом. Но морозаврам теперь не до мошкары, все их внимание к наступающему ништорму.
– Это плохо? – спросил я.
Борис кивает.
– Для них.
Морозавр-вожак пытается запугать рычанием, сквозь строй челюстных лезвий бьет туман смертельного холода, но исчезает в ревущей черноте гиганта наравне с прочим мусором. Пара меньших морозавров пятится, шипы легли вдоль спин…
На хвостах мелькнули яркие блики, ящеры убегают.
Даже до рычунов дошло, что надо отсюда прочь, хотя троим не повезло, засосало вмиг, не успели даже расщепиться.
Оставшийся без стаи вожак спохватился поздно, разворот, попытался удрать, но бег резко замедляется, движения вязкие как в киселе, лапы работают изо всех сил, но ящера словно поставили на беговую дорожку.
Рассыпаются ледяные кинжалы на спине и хвосте, затем сам хвост, туловище, словно отрываются пластинки от детского пазла.
Голова рассыпалась с широко раскрытыми в предсмертном рычании челюстями.
– Впечатляет? – услышал я голос Бориса.
Сглатываю.
– Хорошо, что мы не внизу.
Борис рассмеялся.
– Вот и наслаждайся!
– А он нас не сбросит?
– Только если почувствует. Что вряд ли. Не почувствует даже танковый залп.
Не знаю, сколько мы катаемся, сколько монстров и коридоров сожрал ништорм, но мне и страшно, и хорошо. Подо мной – абсолютное зло, за свою, подозреваю, долгую жизнь успело сожрать людей столько, что хватило бы на армию для штурма Трои, оно убьет меня, сделай я неверный шаг, но сейчас это зло на моей стороне, защищает… Как же приятно! Стыдно, но поделать не могу ничего. И хотя монстром не управляю, тот вообще обо мне не догадывается, как не догадывается собака о блохе, но все равно ощущаю себя наездником, немножко богом…
Ништорм дошел до кладки плит, за ней не пустота очередного коридора, а такая же кладка, а за ней еще, и еще… Сплошное нагромождение, Борис рассказывал, такие не редкость. Ништорм выжрал в каменном бисквите нору, медленно вшагивает, мы вжались ничком в панцирь, чтобы нас не раздавило о потолок, дразнят похоронить заживо щебень и пыль, хочется чихать, кашлять, вообще удрать, но терпим…
Жук зашел в убежище целиком, хвост ударяет по верху свежей арки раз-другой, край потолка обрушивается с грохотом, свет, и без того скудный, померк почти совсем, лишь пластины ништорма слабо сияют, как зачарованные, в тесной пещере. Для нас одних была бы просторной, но с ништормом впритык, он как гусеница в куколке, едва разогнули спины, да и то сидя.
А затем – о чудо! – гул черной дыры стих. Хотя в воображении еще звучит, въелся в уши.
Грузная туша опускается, под нее подгибаются лапы, насекомое стало как бы безногим, свалка мертвых панцирей.
– Слезаем потихоньку, – шепнул Борис.
Соскальзываем, обувь упирается в шипы, по ним, как по ступенькам, слезаем, я, как всегда, чуть не грохнулся, но Борис поймал.
Затем вытаскивает из торбы шампур для шашлыка. Открываю рот спросить, но тут же прикидываю: эту штуку Руины могли дать какому-нибудь новичку в качестве оружия, а так как люди здесь мрут как мухи, мародерствуют, крадут, грызутся за каждый гвоздь, у этого шампура может быть богатая биография, наверное, сменил кучу хозяев. Круговорот хлама в Руинах.