Рука адмирала
Шрифт:
Моряк усмехнулся.
— И как это у нашего Офсайда [5] Иваныча все просто делается: словно гол вбить.
— Ах ты, дубина морская, кашалот адмиральский! — взорвался юноша. Просто, как гол вбить? Попробовал бы сам, тяжелопер влюбленный!.. Ты думаешь — это так легко?.. Это, брат, как у одного снайпера [6] спросили, трудно ли хорошо стрелять. А он — «пустяки, говорит. Нужно только взять ровную мушку, правильно подвести к мишени и плавно спустить курок»… А попробуй сам: ссади зайца на 300 метров… Или на полном ходу между беками всади мяч в угол
5
«Офсайд» — «вне игры» — одно из правил футбола.
6
Сверхметкий стрелок, особо тренированный и по возможности снабженный специальной винтовкой.
— Ладно, Офсайд Иваныч. Я ведь тебя давно знаю: тебя не переспоришь. Ты, брат, из породы людей, которые сперва действуют, а потом уже думают… А тут нужно как раз наоборот: по нормальному. Дело то ведь не только серьезное, а даже загадочное. Вы как, Владимир Алексеевич, это письмо получили?
— Мне оно было под дверь подсунуто. Значит, не по почте?
— Нет.
— Совсем таинственно. А откуда автор письма знает, что вы были офицером?
Старик молча пожал плечами и зажег трубку. Молодые люди ждали, когда он заговорит.
— Видите ли, друзья, тут не в мелочах дело. Николай прав — дело это, очевидно, серьезное, иначе зря бы я вас сюда не вызывал. Это ведь тоже небезопасно. Вы, конечно, знаете, что за мной, как за бывшим офицером — всегда слежка, но это дело показалось мне достойным кое какого риска. В нем — я чувствую — что то есть. В наше время много таких необычайных совпадений, что я не удивлюсь, если это письмо явится одним из элементов какой то большой и важной тайны. А ты вот, Ирма, со своей женской интуицией — что ты скажешь?
Морщинка прорезала высокий чистый лоб.
— Мое мнение?.. Интуиция?..
Старик заметил добродушно-скептическую усмешку на губах моряка и прервал девушку.
— А ты, Николай, зря кривишь губы. Молод ты еще, брат. Вот поживешь с мое — будешь иначе к женскому чутью относиться. В математике, да, пожалуй, в политике — ему места нет. А в жизни — чувство женщины очень часто угадывает в сто раз вернее, чем все расчеты и логика мужчин. Иная антена нервов.
— Ну, еще бы, фыркнул Сережа. У нашего морского пирата нервы — как смоленые кор-р-р~р р-абельные канаты. А у нашей Ирмочки, как… ну, как… нежная осенняя паутинка на заплаканных ресничках лесной феи.
— Ишь ты, как наш футболист в поэзию ударился? Прямо новый Маяковский. «Облако в штанах» [7] . Постой, покажу я тебе корабельные канаты… Сам испытаешь!
— Ладно, ладно, дети мои, прервал веселую ссору старик. Так каково все таки твое мнение, Ирма?
— Тут определенно что то есть важное и серьезное, задумчиво ответила девушка. Это письмо, по моему, написано просто и искренно и в нем есть какая то правда.
— А мы вот эту Ирмкину правду за ушко, да на солнышко. То ли еще мы проделывали?
7
Известная поэма Маяковского.
Серые глаза девушки усмехнулись. Лукавая улыбка скользнула по спокойным твердым губам.
— Ах, уж этот наш Сережа! Тебе самое важное в жизни — это подраться. Все равно — с кем и по какому поводу: в футболе, на улице, в институте, с бандитами или с ГПУ. Тебя нянька
— «Ос-то-рож-но-сти»? возмущенно переспросил юноша. Да ты бы еще сказала «страху»? Чего там? Как говаривал Збышко у Сенкевича:
«Пока не убили — чего же бояться то? А как убьют — то и времени для страху больше не будет»…
Чего ж нам то бояться? ГПУсского нагана? Фи! Что такое наган? С научно — технической точки зрения — просто дырка, облитая сталью. А кто же дырок боится? А Сибирь? Ну, так что ж?
И снова задорно и весело прозвучал его голос:
Я Сибири, Сибири не страшуся, Сибирь ведь тоже — русская земля! Эх, вейся, вейся, чубчик кучерявый, Развевайся, чубчик, по ветру…— Не так громко, Сережа!
— Ей Богу — нечаянно, дядя ВАП! [8] То-есть, простите, Владимир Алексеевича. Я ведь тоже назвал так вас по школьной привычке — «любя»… А насчет песен — простите еще раз. Не удержался. У меня всегда внутри что то поет. Да ведь и верно:
«Легко на сердце от песни веселой, Она скучать не дает никогда. И любят песню деревни и села, И любят песню большие города»…Ну, не буду, не буду… А все таки интересно знать, за что тогда погиб тот матросик?
8
Школьное прозвище старика учителя.
— Ш-ш-ш-ш!.. недовольно зашипел на него старик. Опять ты! Будто не знаешь, что в наше время даже стены имеют уши. Сексот на сексоте сидит… Пожалуйста, не касайтесь здесь этой темы. Если решитесь взяться за это дело — беритесь. Но меня в него пока не впутывайте. Вы знаете — я не трус, но просто я не имею права рисковать своей жизнью пока еще неизвестно за что. Думаю, что я еще пригожусь настоящей России. А эти приключения, спорт и опасности — не по мне. Для меня, старика, Лубянка — это не интересное жизненное переживание, а смерть… Помните, как сказал Маяковский:
«В этой жизни — умереть не трудно. Сделать жизнь — значительно трудней».Сил у меня осталось мало, и я не могу ими рисковать. А у вас этих сил — непочатый край. Поэтому, если вы заинтересуетесь этим письмом и решите действовать — Бог вам в помощь. Я охотно снабжу Вас советами и деньгами, но пока останусь в стороне. Вы понимаете меня, ребята?
— Ладно, не беспокойтесь, Владимир Алексеевич, решительно сказал моряк, вставая и выпрямляясь по военному. Да будет тебе авралить [9] , Офсайд Иванович, дай все взвесить. Мое, так сказать «кокретное» предложение, товарищи пролетарии и пролетарочки, вот какое: пусть каждый обмозгует это дело по одиночке, а потом встретимся и решим вместе, что и как.
9
Аврал — работа всей командой корабля, синоним шума, суеты и беспорядка.