Рука Джотто
Шрифт:
Боттандо настораживало еще одно обстоятельство. Образ жизни Форстера никак не соответствовал уровню «Джотто». Форстер не разбрасывался деньгами, не совершал экстравагантных покупок. Не было ни одного доказательства того, что в момент кражи он находился где-нибудь поблизости от места преступления.
Боттандо мрачно тряхнул головой. «Я перестал действовать, — подумал он. — Сижу здесь и жду подарка от судьбы. Так я ничего не добьюсь. Пора по-настоящему вступать в борьбу».
Решив начать с Фанселли и Сандано, он улыбнулся и задышал свободнее.
Секретарша уже ушла домой, и генерал оставил ей записку.
«Сделай две вещи, — нацарапал он. — Во-первых, позвони, пожалуйста, во Флоренцию и попроси придержать до моего приезда Сандано. Я буду там в десять утра. Во-вторых, позвони, пожалуйста, Аргану. Скажи, что я извиняюсь, но меня срочно вызвали по неотложному делу. Я свяжусь с ним, когда вернусь».
Сделав этот первый шаг на пути к победе, Боттандо вышел на площадь.
Приступив к активным действиям, генерал почувствовал себя лучше. Поездки, встречи с людьми, кипучая жизнь — все это сразу подняло ему настроение. «В этом главная моя беда, — думал он, лавируя по улицам Флоренции, — я стал кабинетной крысой». Он лихо припарковал машину в запрещенном месте и прилепил к лобовому стеклу полицейский талон.
Первый визит — к Марии Фанселли — не дал ничего нового, зато Боттандо с удовольствием убедился, что Флавия провела допрос самым тщательным образом. Женщина повторила свой рассказ слово в слово, и ее негодование при одном только упоминании имени Форстера показалось ему вполне искренним. В муниципалитете также подтвердили подлинность свидетельства о рождении ее сына, где отцом был назван Джеффри Форстер.
Ну что ж, проверка никогда не помешает, решил генерал, закончив с этой частью программы. В конце концов, в этом и состоит полицейская работа. «Да чего уж там, отчасти Арган прав, — продолжал философствовать он, направляясь в карабинерию, где его должен был ожидать Сандано, — я действительно выпал из обоймы. Только не в том смысле, который имеет в виду Арган. Я слишком много времени посвящаю бумажной работе, в то время как другие люди, такие как Флавия, например, занимаются по-настоящему интересным и нужным делом».
В таком же приподнятом настроении он вошел в крошечную камеру, где его встретил неимоверно раздраженный Сандано. Парень сидел на выдвижной кровати, скрестив ноги; Боттандо уселся на стул напротив и ласково улыбнулся:
— Сандано.
— Генерал! Польщен визитом большого начальника. И все только ради того, чтобы помучить меня — просто так, без всякой причины.
— Ты знаешь не хуже меня, что мы не мучаем людей без всякой причины, — веско заметил Боттандо. — Причина есть всегда.
— О, — упавшим голосом сказал Сандано, — так вам все известно? Наверное, бабушка вам рассказала?
Боттандо удивился, но виду не подал.
— Совершенно верно, — важно сказал он. — Твоя бабушка поступила как человек, сознающий свою ответственность перед согражданами. И сейчас
Сандано одолевали сомнения. Он пыхтел, колебался и в конце концов сдался:
— Хорошо. Но вы помните: Флавия мне обещала.
— Я помню, помню.
— Сразу говорю: это не я. Украсть я могу, согласен. Но нападать на сторожа я бы никогда не стал. Я только вел грузовик.
«Что он такое болтает?» — терялся в догадках Боттандо, пытаясь состроить неодобрительную мину.
— Он не заплатил нам, понимаете? Мы залезли туда, забрали все статуэтки и доставили к нему. И когда мой брат пошел к нему за деньгами, тот послал его куда подальше. Сказал, что сделка сорвалась и у него нет денег. Но клянусь вам, это не я въехал в окно на машине и забрал все обратно. Я хочу, чтоб вы знали это. Я такими вещами не занимаюсь. После этого я вернулся во Флоренцию.
— Пока все верно, — подбодрил его Боттандо, все еще не понимая, о чем идет речь.
— Этот человек — он считает, что ему можно все. Скотина. Вы все у него прикормленные, потому он так нагло себя и ведет.
— Мы поразмыслим над этим.
В самом деле, старина Сандано совсем спятил. Где это слыхано, чтобы вор сам признавался в преступлении, о котором никому не известно?
— Раз уж ты начал признаваться, расскажи заодно о Фра Анджелико.
— Фра Анджелико?
— Это флорентийский художник. Эпохи Ренессанса. Ты вез его в багажнике. Помнишь?
— Ах, этот… Я уже все рассказал вашей девушке…
Боттандо придержал его за руку.
— Один совет, мой дорогой мальчик. Она тебе не девушка.
— Нет?
— Нет.
— О'кей. Короче, я сказал Флавии правду. Я не крал ее.
— Это я знаю.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Я просто хочу еще раз услышать эту историю. Своими ушами. Давай.
— Я сказал Флавии чистую правду. Я никогда не крал эту картину. Мне просто не повезло, что меня сцапали с ней на границе.
— Да?
— Я взял эту кражу на себя только потому, что карабинеры предложили мне сделку.
— И значит, потом этот человек, Форстер, пришел к тебе поговорить о ней.
— Да, три или четыре месяца назад. Я тогда как раз только освободился, отсидев за подсвечник.
— Из его слов ты понял, что это он украл картину?
— Я бы так не сказал. Он все знал об этом ограблении, хотя о нем не писали в газетах.
— Понятно. Ну, он пришел. И что дальше?
— Он пришел спросить, что случилось. Почему я не доставил посылку по назначению. Я объяснил. Он выразил сочувствие в связи с тем, что мне пришлось отсидеть за преступление, которого я не совершал, и сказал, что не будет возражать, если я захочу восстановить свое доброе имя и откажусь от признания. Потом он дал мне денег.
— Он не говорил, что сам украл картину?
— Нет, прямо он этого не говорил.
— А откуда ты знаешь его имя?