Рука Фатимы
Шрифт:
– Есть много вариантов, я еще не решила, какой выберу. Надо хорошенько подумать.
Уже в следующую минуту Беатриче стало стыдно за себя. Такие отговорки в ходу у врачей, которые хотят побыстрее отделаться от пациентов, а главное, от их родственников. В повседневной практике стандартные ответы помогают выиграть время и избавиться от тягостных расспросов, но, в сущности, остаются ложью, в которой нет необходимости.
Когда она начинала изучать медицину более десяти лет назад, то поклялась говорить пациентам только правду. И вот от ее высоких принципов осталась лишь пыль…
– Вернемся в зал Утренней зари, Толуй! – С завтрашнего дня она исправится. – Хочу убедиться лично, что Янг Вусуну действительно лучше.
XIV
Маффео с тоской наблюдал из окна, как Беатриче и Толуй медленно выходят из сада. Ли Мубай широко открыл раздвижные двери зала для медитаций – помещение будто слилось в единое целое с пространством сада…
Они-то не видят Маффео, стоящего за стройными колоннами, а он их видит. Холодный воздух пронизывает его насквозь, напоминая о приближающейся зиме. Скоро, очень скоро, уже через несколько недель, Беатриче произведет на свет ребенка… Справедливо, что он придет на смену другому, старому человеку, который отойдет в иной мир. Естественный ход событий, закон природы, круговорот жизни…
Маффео обхватил тонкую колонну, прислонился к ней лбом, ощущая прохладную, гладкую поверхность дерева, словно искал в ней утешения.
Круговорот жизни… все верно. Но почему именно его затягивает сейчас в этот круговорот? Сколько ему еще осталось?
– Взгляни на них, – тихо обратился он к Ли Мубаю, не глядя на него.
Монах неподвижно стоит рядом – верный страж. Он посвятил Маффео немало времени, вернул былую подвижность его суставам с помощью золотых иголок и трав.
Но сейчас бессилен спасти его от неизбежного.
– Смотри, как они оба молоды… и все у них впереди.
Ли Мубай вздохнул:
– Ты сожалеешь, что явился на этот свет?
Маффео на минуту задумался.
– Нет. Ты просто угадал мои мысли. Но знаешь, мысль о скорой… – Он закрыл глаза и смолк.
Почему он боится назвать вещи своими именами? Ведь это не меняет сути.
– Сейчас самое время уладить все важные дела, которые я откладывал. Но жизнь прекрасна, несмотря на испытания, выпадающие на долю каждого. Никогда так остро не чувствовал этого.
Ли Мубай по-прежнему смотрел в сад.
– Друг мой, смерть – это всего лишь другая форма жизни, с которой начинается новая жизнь.
Пораженный словами монаха, Маффео молча смотрел на него. Тот произнес эти слова почти механически, словно заученные, но в них нет невозмутимого спокойствия, обычно свойственного Ли Мубаю. Видимо, мысль о близкой смерти друга пронзила его не меньше, чем самого Маффео. Как ни странно, это придало Маффео силы и утешило.
– Ли Мубай, друг мой…
Монах крепко стиснул зубы. Вены на гладком черепе задергались, словно так проявлялась интенсивная внутренняя работа.
– Не-ет! – вдруг закричал он.
Охваченный волнением, пошатнувшись, Ли Мубай шагнул к Маффео
– Это несправедливо! Мы должны что-то предпринять – срочно!
Маффео попытался его успокоить.
– Но ведь ты сам сказал, что…
– Да, твое чи, твоя жизненная энергия угасает, и никакие иглы и травы не остановят этого процесса. Но ты должен понять… – И Ли Мубай крепко, до боли стиснул его в своих объятиях.
И вдруг Маффео сам поверил в то, что известно: буддийские монахи – отважные воины, обладающие недюжинной силой.
– Твой пульс и язык сказали мне, – продолжал Ли Мубай, – что твое чи гаснет уже несколько дней, и чем дальше, тем скорее. Но твои глаза говорят – еще слишком рано. Запаса жизненных сил тебе отпущено на много лет. Не могу понять, почему ты угасаешь! – Он покачал головой. – Как тебе объяснить?.. Представь себе свечу… вот она горит… Воска осталось еще много. Внезапно открывается дверь, кто-то входит – и ветром задувает пламя… Да, именно так! Кто-то поставил твою свечу на сквозняк, Маффео.
Не всегда улавливал Маффео смысл метафор, которыми пользовался Ли Мубай. Что он имеет в виду? Ветер задул свечу… Свеча – это его жизненная энергия. Кто устроил сквозняк?.. Кто гасит свечу?.. Неожиданно словно ударила молния – его осенило… В глазах помутилось, он зашатался. Ли Мубай подхватил его под руку, чтобы он не упал.
– Не хочешь ли ты сказать… – выдавил он.
Чья-то ледяная рука схватила его за горло и начала душить…
Ли Мубай кивнул:
– Да, именно это я и хочу сказать.
– Но что это может быть?! – почти прошептал Маффео – ему не хватало воздуха. – Может быть… яд?
– Не знаю. – Ли Мубай тряхнул головой и сжал губы.
Никогда Маффео не видел монаха таким серьезным.
– Иди к Беатриче, женщине из Страны заходящего солнца. Она знает то, чего не знаем мы. В последнее время я наблюдал за ней в лечебнице и убедился в этом. Спроси ее совета. Может быть, ее наука поможет тебе… Моя же бессильна.
– Хорошо. Завтра же утром…
Монах отрицательно помотал головой. Взгляд его совсем не понравился Маффео: он был угрожающе серьезен.
– Нет, ты должен пойти сегодня же! Посоветуйся с ней, Маффео… Мне тяжело об этом говорить, но у тебя не так много времени, чтобы ждать до завтра.
В этот вечер Беатриче вернулась поздно – уставшая, измученная еще больше, чем в другие дни. И в то же время она испытывала удовлетворение: Янг Вусун чувствует себя намного лучше.
Уже через два часа она вынула бамбуковую трубку у него из груди и залатала небольшую ранку кусочком кожи, как дырку в ведре.
К счастью, не оправдались ее опасения, что пневмоторакс повторится. Наоборот, легкое Янг Вусуна закрылось, а еще через три часа она отважилась снять наклейку и зашить рану. А когда поздним вечером в последний раз осмотрела больного, в левом легком почти не прослушивались посторонние шумы, словно оно расправилось само по себе.