Рука в руке
Шрифт:
— С Марком и Хосе.
— Хорошо… Одолжишь нам свою машину? Себастьян поведет.
Руис резко развернулся и направился к двери. Рафаэль с восхищением смотрела на него: она не понимала, как можно так быстро собраться перед боем с быком Миура!
Руис сидел на заднем сиденье между двумя пикадорами. Когда они приехали, арена Маэстранцы уже кишела народом. Все готовились к предстоящему сражению. Рафаэль ни на шаг не отходила от Пабло. Руис был занят своими делами и стал для девушки почти чужим. Рядом с ограждением стояли лошади, и Рафаэль удивилась, что один глаз у них перевязан лентой, — интересно, зачем? Девушке было жарко в новом платье, которое
— Особенность быков Миура, — рассказывал журналист неподалеку, — в том, что они неиред- сказуемы. Один из них может потерять всякий интерес к бою в самом его начале, а движения другого так сложно предугадать, что некоторые тореро сами сдаются. Но публика все понимает и поддерживает интригу…
— Да уж, этих быков Миура стоит побояться! Они очень смелые. Это серьезные соперники, вот увидите…
— Непобедимый и дерзкий соперник — именно этого и хочет Руис, — сказала девушка…
В ее фразе прозвучала горечь и презрение к корриде.
— Ну конечно! — Пабло будто не заметил ее тона.
— Он рассказывал мне о своих неудачных боях в Бильбао…
Пабло удивленно вскинул брови:
— Он вам об этом говорил? Это хорошо, значит, он взрослеет. Да, это было давно, и все об этом давно уже забыли.
— То есть быки не всегда хотят драться? Недостаточно просто выйти на арену? А как же Миура?
— Эти быки почти всегда готовы сражаться, — ответил Пабло. — Конечно, есть и исключения. В Бильбао Руис ушел с арены, зеленый от злости. Бык не хотел драться. Руис очень расстроился. Он не ожидал такого унижения. Но кто знает, может, однажды и ему придется покинуть арену?
Пабло нетерпеливо посмотрел на часы и сказал:
— Вам понравятся Миура! Это очень необычные быки.
Вдалеке снова появился Руис.
— Сегодня особенно удачный день, — продолжал Пабло. — Все собрались: отец, журналисты, лучшие быки, и Руис в хорошей форме.
Рафаэль не понравилась эта последняя фраза. Ог волнения ее голос прозвучал довольно жестко:
— Вы завидуете брату?
— Да! — искренне воскликнул Пабло. — Я бы с радостью оказался на его месте. Но я не могу. Если бы я был там, я не смог бы стать таким, как Руис. Это место только для него. И я бесконечно ему завидую.
Руис отправился в капеллу для встречи с другими матадорами, и Пабло объяснил Рафаэль, что это традиция — собираться перед боем. Заметив, что девушка побледнела, он попытался успокоить ее:
— Пойдемте сядем поближе. Сейчас начнется самое интересное…
Рафаэль взяла его за руку и тревожно спросила:
— Пабло, что будет, если кого-то ранят?
Он с ужасом взглянул на нее и поспешил ответить:
— Что вы, даже не думайте об этом! На арене есть хирурги и скорая помощь… Пойдемте, Рафаэль. Вы ничего не можете сделать для Руиса сейчас. Он больше всего на свете жаждал сражения с быками Миура. Здесь нет для нас места. Идемте вниз.
Некоторое время Рафаэль медлила, но затем послушалась Пабло и пошла за ним, словно в полусне. Усевшись на новом месте, девушка осмотрелась. Арены Маэстранцы были очень красивыми: овальная форма, аркады, пламенные переливы кобальта на солнце…
— Я хочу, чтобы это поскорей закончилось, — сказала
Он долго искал глазами Руиса и наконец нашел его у самого входа на арену. На минуту он почувствовал, что действительно завидует брату. Пабло так хотел сделать для него больше, чем освободить на время от этой девушки, которая сидит рядом и ничего не смыслит в корриде. Этот бой был очень важен для его младшего брата, и он надеялся, что быки оправдают себя. Пабло не сомневался в Руисе. Заиграла музыка, и представление началось.
— Удачи тебе, Руис, — прошептал Пабло.
Уже пробило шесть часов. Тень легла на песок перед ареной, но было по-прежнему очень жарко. В голове у Руиса все еще слышались крики толпы, которая приветствовала его. Ему повезло с Югадором, его первым быком. Готовясь долго и тщательно, Руис мастерски и эффектно лишил животное жизни. Он смотрел быку в глаза, его руки и ноги были неподвижны. Он продемонстрировал эффектный набор классических движений истинного маэстро, данных ему от природы. К слову, он был неотразим, его жесты были на редкость элегантны. В конце матадор нанес прямой и однозначно последний удар. Бык проиграл, и жители Севильи кричали от радости. Он отрезал ухо — первый поверженный бык с фермы Миура стал его настоящим триумфом.
Ухо являлось большой наградой, особенно в Севилье, и для Миура, и для тореадора, сражавшегося не на своей территории. Теперь Руис должен победить двух других матадоров, он должен стать легендой Испании. Он хочет быть первым и знает, что это может произойти уже сегодня. Он обладает не только безупречной техникой, но и особыми знаниями в искусстве ведения боя. Он не показал даже следа страха, выступая со вторым быком по кличке Бунтарь. Тот весил пятьсот двадцать фунтов. Он появился, словно гром среди ясного неба, и плавно прошествовал в сторону арены. Рельефность мышц быка впечатляла. Руис должен был признать, что от подобного зрелища захватывает дух.
Рафаэль дрожала и пыталась смотреть на зрителей, а не на быка. Но глаза отказывались подчиняться и каждый раз неумолимо останавливались на Руисе. Ей хотелось умереть сразу. Она клялась, что это последний раз, когда он выходит на арену. Судя по тому, как реагировали зрители, Рафаэль поняла, что Руис завладел вниманием Бунтаря.
Жослин был там, в середине толпы. Он не сел поближе, чтобы увидеть Руиса; он ненавидит его! Но и не может удержаться от роскошного зрелища, которое представляет собой враг. Кроме того, сейчас для него Руис — всего лишь матадор. Он не смотрит на Рафаэль, сидящую среди женщин. Он забыл, зачем приехал в Испанию. Он даже забыл, кто он.
У Виржиля перехватывало дыхание в те моменты, когда бык Миура подходил слишком близко, но Руис не хотел сдавать свои позиции и рога случайным движением цепляли его. Сейчас Виржиль любил своего сына больше, чем себя. Все ссоры были забыты, Руис выступал в честь своего отца.
Руис знал, как искусно вести бой, у кого и когда вызывать симпатию. Обычно он делал это с некоторой долей самодовольства. Но сегодня у него на лице не было хвастовства и фальши. В начале представления он поднялся на трибуну и сказал несколько слов по-испански хриплым от нервного напряжения голосом. Виржиль был глубоко тронут поступком Руиса. По рядам, где он сидел, пробежал ропот восхищения. На арене не было шума. Руису не пришлось вызывать быка. Он стоял словно статуя перед разъяренным животным. Руис делал выпады с такой скоростью и точностью, что даже самые искушенные в подобных зрелищах поклонники не могли оторвать от него глаз.