Руки Геракла
Шрифт:
Я стал было рассказывать Энкиду о последнем загадочном сне, но он такое не раз от меня слышал, потому ему было неинтересно. Он сказал, что провел большую часть ночи в ближайшем амбаре, где он прекрасно выспался и успокоил свой желудок. На наше счастье, большая часть общих денег оставались при нем. Но сейчас он не был склонен слушать меня, как только понял, что я не стану делиться с ним приключениями в зеркальной комнате.
Настроение моего племянника переменилось, и он уже не веселился. Он был серьезен, даже угрюм. Безразлично глянув на недоеденный кусок хлеба, он пожаловался:
– Я
– Ты и так не слабый для своих лет.
– Ты знаешь, о чем я. Я хочу быть сильным, как ты. И хочу, чтобы женщины и девушки толпились вокруг меня.
– Всем нам чего-то хочется. Я вот хочу, чтобы у меня голова перестала болеть. Философ сказал бы, что рано или поздно все наши желания будут удовлетворены. – Я не совсем правильно выразился. Правда, довольно близко к истине. Что-то вроде этого говорил самый философски настроенный из моих наставников. По крайней мере, моя версия была обнадеживающей.
Мой племянник сказал в нескольких словах, что он сделал бы со всеми философами.
Сейчас у меня осталось только несколько из монеток Ящера, да и то по случайности – они завалились под подшивку моей туники, где их было почти невозможно найти. Мне показалось, что сейчас не время просить денег у племянника. Я подумал было поискать еды и питья на рынке, но оставил эту мысль. Энкид предложил мне кусок своего хлеба, но в ту минуту мой желудок был уж слишком неспокоен. Встав, я осторожно подошел к близлежащему фонтану, где утолил жажду, припав ртом к струйке, вытекавшей из рта каменного дельфина, и сунул под воду еще и голову. Это немного помогло, но мои кишки и голова все еще были не в порядке.
Только сейчас до меня дошло, что девица подсыпала чего-то мне в питье, так что оно повлияло на меня куда сильнее обычного вина.
Подумав об этом, я понял, что она наверняка хотела опоить меня и ограбить. Я же говорил в харчевне, что продал Вепря за хорошую цену, а значит, у меня наверняка должны быть деньги. Девице не составило труда подсыпать мне что-нибудь в чашу – ладно, в одну из чаш, что я осушил наверху, даже в ту, что я выпил еще до того, как поднялся наверх.
Ладно. Если они хотели напоить меня до бесчувствия, а затем ограбить, то у них ничего не вышло, поскольку я был цел-невредим и мои жалкие монеты были при мне. Несколько часов после того, как я поднялся наверх, я точно был в сознании и оставался вполне дееспособен… правда, когда я проснулся поздним утром и решил встать, все, что происходило в зеркальной комнате потом, совершенно выветрилось у меня из головы.
Пока я пытался припомнить ночные события и найти в них что-нибудь стоящее, Энкид дергал меня за рукав. Через площадь к нам приближалась знакомая фигура.
Из вежливости я поднялся на ноги при виде Дедала.
Одного острого взгляда Мастера хватило, чтобы оценить мое состояние.
– Похмельем страдаешь, юноша?
– Наверное, господин, это так и называется. У меня в этом мало опыта.
Сочувственно покачав головой, он сказал:
– Юность имеет свои преимущества. Но и свои недостатки тоже. – Он помолчал, затем вдруг неожиданно добавил: – У меня на родине был сын, чуть помоложе вас обоих.
Энкид был по-прежнему
– Я не так высок. Я только что говорил Гераклу, что хотел бы быть шести футов ростом и таким же сильным, как и он.
– Во мне отнюдь не шесть футов, – ответил я.
Дедал задумчиво кивнул.
– Когда мы не получаем сразу того, что хотим, мы печалимся. К несчастью, если мы получаем желаемое сразу, это приводит к тому же.
Это звучало как более четкое выражение философского наставления, которое я пытался припомнить. Племянник повторил было, что бы он с такими философами сделал. Но тут ему пришла в голову мысль, и он спросил:
– Дедал, а Гермес может сделать меня сильным, как думаешь?
– Сомневаюсь, мальчик, – рассеянно ответил Мастер. – То есть он может, но вряд ли сделает. – Хотя обращался он к Энкиду, смотрел при этом он на меня, и лицо его было хмурым. – Геракл, мне кажется, что я должен кое о чем тебя предупредить.
– То есть?
– Мне самому пришлось пережить часы славы – хотя и не такой, которая, как мне кажется, предстоит тебе. Это опасный яд, куда более опасный, чем вино.
При упоминании о вине желудок мой непроизвольно сжался, а голова просто не могла воспринять это мудрое наставление.
– Спасибо, господин… Дедал, можно я тебя еще кое о чем спрошу?
– Спрашивай.
Я начал пересказывать ему свой странный сон. Как только я описал рогатую фигуру, Дедал тут же сказал, что это царевич Астерион с Крита.
– А кто это?
Похоже, Мастера немного удивило мое невежество.
– Некоторые невежественные люди, которые его не знают, называют его Минотавром.
Энкид, слушавший наш разговор, аж икнул. А я сказал:
– Аххх…
Я задумался, потому что многие непонятные доныне вещи вдруг начали обретать смысл.
А Дедал продолжал:
– Ты очень удачлив, Геракл, если царевич Астерион так заботится о твоем благополучии. Он друг тех богов, которые друзья роду человеческому. Может, у него есть весть для тебя? Или предостережение?
Я крепко зажмурил глаза и попытался собраться с мыслями.
– Думаю, это послание. Но я даже во сне был слишком пьян, чтобы понять его.
Энкид был весь внимание. Он стоял в изумлении и тихонько шептал это имя – Минотавр. Оно вызывало в его памяти, как и в моей, легенды о царстве на острове Крит и его сказочном Лабиринте, о царице, воспылавшей противоестественной страстью к быку, и об уродливом отпрыске этого союза.
Дедал, услышав бормотание мальчика, сурово заметил, что нам лучше вообще не произносить этого имени. Затем Мастер огляделся по сторонам, словно хотел увериться, что нас не подслушивают.
– Уверяю вас, – сказал он, – это был не обычный бык, а сам великий Зевс, двадцать лет тому как посетивший царицу Пасифаю и ставший отцом царевича. Да упокоится душа доброй царицы в спокойном месте Аида. Если такое место существует.
– А ты сомневаешься? – спросил я.
– Я слишком много повидал в этом мире, чтобы быть хоть в чем-то уверенным. Но одно я знаю точно – чудовище, называемое Минотавром, существует только в легендах. А царевич есть на самом деле.