Рукопись Ченселора
Шрифт:
В уклончивом взгляде собеседника Питер уловил нечто похожее на поощрение.
Он подумал, что ничем не рискует, если спросит напрямик:
– Вы хотите сказать, что могли бы…
– О нет, ни в коем случае! – Сент-Клер резко поднял правую руку. – Я вовсе не собираюсь подвергать сомнению решение ученого совета. Это, в конце концов, не мое дело. Кроме того, я полагаю, у его членов было достаточно оснований для такого решения. Одним словом, я не намерен в это вмешиваться. Однако мне хотелось бы задать вам несколько вопросов и, может быть, даже дать бесплатный совет.
– Что
Сент-Клер устроился поудобнее в кресле.
– Для начала – вы сами. Это простое любопытство. Я говорил о вас с вашим руководителем, но это информация из вторых рук. Правда, что ваш отец журналист?
– Правильнее сказать, был журналистом, – улыбнулся Ченселор. – С января прошлого года он уже не работает.
– Ваша мать, кажется, тоже владеет пером?
– В какой-то мере. Она ведет колонку для женщин в журналах. Когда-то писала короткие рассказы.
– Значит, печатное слово вас не пугает?
– Что вы хотите этим сказать?
– Сын механика берется за неисправный карбюратор с меньшим трепетом, чем отпрыск солиста балета. Разумеется, я имею в виду общую тенденцию.
– Думаю, вы правы.
– Прекрасно, – кивнул Сент-Клер.
– Вы хотите сказать, что моя диссертация похожа на сломанный карбюратор?
– Давайте не будем забегать вперед, – засмеялся Сент-Клер. – Поскольку вы получили степень магистра журналистики, то, очевидно, собирались стать газетчиком?
– Да, мне хотелось попробовать себя в журналистике, но где именно – в газете или на телевидении, – я еще не решил.
– А потом вы представили к защите работу по истории. У вас что же, изменились планы?
– Да не то чтобы изменились… Честно говоря, мне всегда было трудно остановиться на чем-нибудь определенном, – смущенно улыбнулся Питер. – Мои родители называют меня профессиональным студентом. Впрочем, они никогда не возражали против этого. В университете я получал стипендию. Потом служил во Вьетнаме, поэтому занятия здесь, в Парк-Форесте, мне ничего не стоили. К тому же я немного подрабатывал уроками. Если говорить откровенно, я сам не знаю, чего хочу, хотя мне уже под тридцать. Правда, в наши дни этим никого не удивишь…
– Ваша диссертация говорит о склонности к научной деятельности.
– Если она и была у меня, то теперь ее нет.
– Расскажите о самом исследовании. Вы делаете просто устрашающие выводы, а ваши намеки – настоящая сенсация. По существу, вы обвиняете многих лидеров свободного мира в том, что сорок лет назад они или сознательно закрывали глаза на угрозу, которую нес миру фашизм, или, что еще хуже, прямо либо косвенно финансировали становление Третьего рейха.
– Да, но не по идейным соображениям, а из-за стремления к наживе.
– Сцилла и Харибда?
– Похоже, что так. Однако и в наши дни повторяется…
– Что бы там ни говорили на ученом совете, – спокойно перебил его Сент-Клер, – вы, безусловно, проделали большую работу. И много вам удалось собрать материала?
Что побудило тебя к его сбору? Нам важно знать именно это, ведь, скорее всего, ты постараешься довести начатое дело до конца. Может быть,
Вопрос старого дипломата застал Ченселора врасплох, и он невольно задумался:
– Сколько собрано материала? Гораздо больше, чем полагает совет, но, откровенно говоря, гораздо меньше, чем требуется для обоснования некоторых выводов.
– Да, это честный ответ. А нельзя ли уточнить? Насколько я понимаю, у вас не так уж много документальных источников.
Питеру вдруг стало не по себе. Обычная беседа превращалась в допрос.
– А разве это столь важно? У меня действительно мало ссылок на источники, потому что люди, с которыми я говорил, не хотели, чтобы я упоминал их имена.
– Обязательно выполните это пожелание и не раскрывайте их имен, – посоветовал Сент-Клер с самой обаятельной улыбкой, на какую только был способен.
Имена нам не нужны. Поскольку известна сфера деятельности этих людей, установить, кто они, не составит большого труда. А потом, сейчас лучше этого не делать, не то снова поползут слухи. Надо действовать иначе.
– Я беседовал с теми, кто в двадцатые-тридцатые годы находился на государственной службе, главным образом в госдепартаменте, работал в промышленности и банках. Кроме того, я говорил с некоторыми старшими офицерами из военного колледжа и разведки. Ни один из них, господин Сент-Клер, ни один не позволит мне назвать его имя.
– И что же, они предоставили вам так много материала, что его хватило на диссертацию?
– Многие проблемы они вообще не захотели обсуждать. Но даже случайно вырвавшиеся признания, отдельные, часто бессмысленные фразы оказались весьма полезными. Теперь эти люди очень пожилые, почти все они на пенсии, им трудно на чем-то сосредоточиться, их подводит память. Картина довольно грустная. В общем, они… – остановился Питер, подыскивая слова.
– В общем, они – озлобленные мелкие чиновники и бюрократы, живущие на мизерную пенсию, – закончил фразу Сент-Клер. – Тяжелые условия ожесточают человека, и прошлое нередко предстает в его воспоминаниях в искаженном виде.
– По-моему, несправедливо так говорить об этих людях. То, что я узнал от них и использовал в своей диссертации, – правда. И каждый, кто прочтет ее, легко догадается, о каких корпорациях идет речь и как они действовали.
Сент-Клер сделал вид, что не расслышал последних слов Ченселора.
– Как вы разыскали этих людей? Кто вас на них вывел? Как вам удалось организовать встречу с ними?
– Вначале мне помог отец. За первыми контактами потянулись другие. Это происходило как-то само собой: беседовал с одними людьми – они вспоминали о других.