Рукопись из Тибета
Шрифт:
Затем посетители определили в тумбочку пакет с фруктами и бутылкой коньяка внутри, сели на стулья, и я спросил, как они меня отыскали.
— Спустя час, после того как ты ушел в город, к нам нагрянули «гэбэшники», — начал Кайман. — И отправили в каталажку.
Там стали прессовать, в результате я забыл китайский язык и стал давать показания на пираху.
Ну а вот он, — кивнул на Сунлиня, — заявил, что как бывший комсомолец желает говорить только с секретарем райкома.
Там наш малыш (потрепал парня по вихрам) рассказал, что мы оракулы
Партийного товарища это сообщение заинтересовало, он все записал. После чего доложил наверх по команде. Ну и началась разборка.
— Откуда ты узнал о предсказании? — взглянул я, на невозмутимо сидевшего китайца.
— Подслушал, когда вы говорили о нем в караван-сарае, — ответил тот. — Это у нас национальная традиция.
— Ты так больше не делай, Сунлинь, — назидательно сказал я. — Нас подслушивать нельзя. Других можно. Извини, Кайман, что прервал. Так что было дальше?
— Потом нас, извинившись, отпустили, сообщив, что ты здесь. И разрешили свидание.
От всего услышанного я расчувствовался (вот что значит настоящие друзья), всхлипнул и попросил коньяка. Ее мы распили на троих. Из стоявшей на тумбочке мензурки.
Через несколько дней, когда опираясь на трость и чуть прихрамывая, я прогуливался по больничному парку, меня снова навестил посланник лидера китайских коммунистов.
Он сообщил, что, по мнению врачей Уваата практически здоров, и на следующее утро мы вылетаем в Пекин. Для предстоящей встречи.
— Могу я захватить на нее своего друга? — поинтересовался я. Он всегда мечтал увидеть Председателя.
— Исключено, — последовал ответ. — А теперь я вас отвезу домой. Собирайтесь.
«Голому собраться — только подпоясаться» мелькнуло в голове, и мы направились по аллее к корпусу.
Чуть позже на служебном автомобиле с шофером, за которым на некотором удалении следовал второй, мы подъехали к нашей фазенде.
У ворот инструктор распрощался со мной, сообщив время, к которому следовало быть готовым, после чего машины развернулись и исчезли.
Еще через минуту мы с Кайманом радостно обнимались, а Сунлинь, стоя рядом, улыбался. Загадочно, как все азиаты.
Далее мы немного отметили встречу в саду, который украсился кустами цветущих роз и флоксов, высаженных китайцем.
Когда же, убрав посуду, он оставил нас наедине, я сообщил Кайману о предстоящем вояже.
— Это уже стратегический уровень, — почесал затылок вождь. — Как думаешь? Прокатит?
— Бог не выдаст, свинья не съест, — ответил я. — Попробуем.
Утром, в том же составе, что и накануне, мы выехали в аэропорт, находившийся в часе езды от Лхасы.
Инструктор всю дорогу молчал, сидя с отсутствующим видом. Я тоже.
Как пройдет встреча с китайским лидером, и что там говорить, не думал.
В прошлой жизни, по роду службы, мне приходилось встречаться с секретарями
Аэропорт располагался в долине, на берегу довольно широкой реки и состоял из терминала со взлетной полосой, на которой взлетал очередной самолет. Как в замедленной съемке.
Миновав терминал, машины проследовали к КПП с полосатым шлагбаумом, охранявшемуся солдатами, а после проверки документов — отдельно стоявшему борту. Судя по камуфляжной раскраске, военному.
По спущенному трапу, у которого застыл майор со вскинутой к козырьку кепи рукою, мы с инструктором поднялись в пассажирский отсек, где расположились в двух креслах. Внизу звякнул убираемый трап, один из пилотов захлопнул люк, и за иллюминатором стали бесшумно проворачиваться винты. Набирая обороты.
Далее самолет вырулил на взлетную полосу, на минуту замер, а потом тронулся по ней. Все убыстряясь.
Под колесами загудел серый бетон, потом звук исчез, и возникло хорошо знакомое ощущение полета.
Набрав высоту, стальная птица взяла курс на север. Под крыльями поплыло Тибетское нагорье.
Спустя четыре часа полета мы приземлились в аэропорту Пекина «Шоуду», что следовало из неоновой вывески, где были встречены двумя типичными чекистами в штатском. А откуда, на уже ждавшем нас автомобиле, проследовали в ведомственную гостиницу.
Там мне был выделен одноместный люкс, после чего лама Уваата отобедал со своим спутником в пустынном ресторане. По завершении же трапезы, тот сообщил, что вечером мы отправляемся в государственную резиденцию Первого лица, именуемую «Дяоюйтай».
Известие было воспринято мною с пониманием.
На заходе солнца туда нас из гостиницы доставил вертолет, приземлившийся на громадной парковой территории.
Среди ухоженных деревьев, искусственных голубых озер с альпинариями и подстриженных лужаек, виднелись помпезные особняки, к одному из которых, окруженному реликтовыми гинко билоба [231] , нас довез автомобиль охраны.
231
Гинко билоба — в данном случае реликтовое растение.
В сопровождении офицера безопасности мы вошли в фойе, выполненное в стиле ренессанс, где нас встретил второй, в гражданском, сопроводивший по мраморной лестнице на второй этаж.
Здесь, попросив меня обождать в просторном холле с дежурным за массивным столом, уставленным телефонами спецсвязи, мои спутники исчезли за высокой, темной полировки дверью.
Я присел на один из бархатных стульев, под картиной неизвестного мне мастера, изображавшей Великую китайскую стену, и стал скромно ждать. Оглядывая помещение.